Автор: Василий Никифоров-Волгин

Митрошка, угловатый и молчаливый мальчик в длинных отцовских брюках, с вихрами всклокоченных волос на большой, похожей на жбан голове, был сыном пьяницы портного Клима Филатова.

Родился Митрошка кругленьким, румяным, с серыми умными глазами, с серьезным вдумчивым личиком. Когда бабка приняла его от матери, свила в пеленки, ошептала молитвами и положила в люльку, Митрошка, как большой и понятливый, серьезно огляделся вокруг, чмокнул губками и глубоко, по-мужицки вздохнул.

- Чевой это ты вздыхаешь, андельская душенька? - любовно спросила его слабая и больная мать.

- Настоящий дьякон соборный будет!.. Ишь, грудастый да сурьезный какой... Весь в отца! - с умилением говорил Клим, с гордостью поглядывая на своего первенца. - И лоб отцовский, и глаза как у меня...

- Сравнил яичницу с колокольней! - недовольно заметила жена. - Сам ты, как еж... Стямлой, как палка с набалдашником, опухший весь от пьянства-то, - а он-то, цветочек, как херувим, как яблочко наливное!.. На радость ли родился, мой болезный? - скорбно спрашивала мать Митрошку.

Митрошка сжал губы, глубоко вздохнул и деловито обвел своими большими раздумными глазами грязные стены своего жилища, закопченный потолок, большой портняжный стол и низенькое подслеповатое оконце с радужными от грязи стеклами, на которых красовались вырезанные из бумаги ножницы и брюки. "Живете-то вы неважно... Черно у вас и неуютно!" - казалось, говорили его большие удивленные глаза.

* * *

Н.А.Ярошенко. "Мальчик в саду". 1892

Одиноким, нелюдимым рос Митрошка в маленьком захолустном городке, на берегу омутистой речки Болотовки.

Заберется, бывало, он на старую, над рекой, иву, часами смотрит вдаль, думает о чем-то и тихо рассуждает сам с собой.

Раз подслушали его слова:

- Ты, ветер, не особенно злись! - укоризненно говорил он. - Поласковее дуй... А то, как дунешь, что есть мочи, наша фатера так и ходит, словно на ходульях... Когда я большой вырасту, то всепременно пойду искать золоты ключи в Волге-матушке... Злой чародей бросил их, чтобы люди больше страдали и мучились... А ключи те - от счастья и радости человеческой... Сказывала мне бабка: коли найти эти ключи, так людей от нищеты и болезней спасешь... А как найти их?.. Вот в этом загвоздка!..

Поймает Митрошка жирного хозяйского кота Сеньку и говорит с ним как с человеком, понятливым и рассудительным.

- А мой тятька седни опять загулял! - жаловался Митрошка, поглаживая кота по спине. - Ушел ни свет ни заря... взял под мышку чужие брюки, пропьет, придет домой вдрызг пьяным и будет бредить, чертей отгонять... Боюсь страсть, когда пьяные бредят!.. Хорошая у вас жисть, кошачья физия... Сытая. Картофеля и копченой селедки сколько хошь, столько и ешь!.. Куды захотел, туды и побег!..

Кот Сенька слушает Митрошку внимательно, щурится от солнышка и мурлычет, словно понимает.

- Ну, какая это жисть! - жалостливо пенял Митрошка. - Седни стянул я с полки копченую салачину, а тятька поймал меня и по спине два раза огрел аршином. Эва, погляди, рубцы на спине какие!..

Митрошка поднимает свою рваную ситцевую рубашку и показывает коту худощавую спину в синих рубцах...

Кот урчал и ласково юлил около Митрошки.

- Чудной ты у нас, Митрошка! В кого это ты уродился таким? - спрашивал пьяный Клим, обняв его за шею. - Когда родился только, ты умнее горазд был!.. Вздыхал ты да ворковал, как отец дьякон... Удивил всех. Думали, что из тебя умный человек выйдет... А теперь девять лет тебе, и умственных способностей у тебя не ощущается... С котами по-человечески рассуждаешь... Разве коты могут понимать тебя?.. Седни опять учительша жалилась на тебя, что ты по рихметике плохо учишься... Все колы тебе ставят. Поговорить ты с людьми не умеешь... А если и скажешь слово, так на пятачок убытку и осрамишь всю губернию!..

- Не знаю, тять! Каков уродился, таков и есть! - отмалчивался Митрошка, опустив глаза в землю. - Я больно природу люблю, седни закат был прекрасный! - одушевлялся Митрошка, и бледные щеки его вспыхивали румянцем. - Краски на небе разные-преразные... солнышко красное было, как огонек в красной лампаде, и оно таяло так тихо-тихо и словно, тять, в какое-то розовое море опускалось... Тять, грустно мне бывает, когда солнышко погасает... я всегда протягиваю руки к солнышку, словно задержать его хочу... а оно гаснет тихо, тихо, как песня... Тять, можно остановить солнышко, чтобы оно всегда светило и не закатывалось?

- Нельзя! - шептал Клим, поникнув кудлатой головой и думая о чем-то неотвязном, безрадостном.

- Почему, тять, все хорошее и светлое так скоро кончается?.. Тять, уйти бы в луга, в цветы... маленькую избу построить на берегу реки, около леса... чтобы вдали церковь была маленькая, старинная, как у нас на селе, и по утрам и вечерам звонили бы в маленький колокол... я, тятька, звон страсть как люблю!.. Мне учительша про рихметику толкует, а у меня перед глазами луга цветистые, леса черные, как в сказке, а в ушах звон речки, шелест травы и чья-то песня, вроде той, что певают деды у монастырских ворот...

- Чудной ты, Митрошка...

- Тятька, что, душа у кота есть?

- Дурында ты большая, Митрошка! Кто же ему мог душу всунуть! Ведь кот-от бездушевный!

- И коты, значит, не могут понимать нашего разговору?

- Коты-то? - переспрашивает Клим, видимо, озадаченный вопросом, и, не удовлетворив Митрошку ответом, шепчет раздумчиво:

- Дурында ты, Митрошка, писаная...

- Тятька, зачем меня на улице ребятишки побогаче голодранцем зовут?

- На то они и богатые, чтобы над бедными издевки творить!..

- А почему ты не разбогател?

- Потому что ума у меня много! Умные люди завсегда не жравши сидят...

Лежит Митрошка на берегу речки Болотовки, слушает, как поет она, и думает: как бы найти золоты ключи в Волге-матушке и раскрыть райские двери...

И не будет тогда бедности и слез, и ребятишки побогаче дразнить тебя не будут и не будут бить аршином за украденную салаку, и солнышко, золотое, доброе, будет светить всегда…

Как бы найти ключи заветные от радости и счастья человеческого?

* * *

Митрошке пятнадцать лет. Такой же задумчивый и угловатый в длинных отцовских брюках и с вихрами волос. Книжки стал доставать читать, с котами перестал дружбу водить и в укромном уголку стал что-то писать.

Придет Клим пьяным, лежит на полу и бредит...

В окно дождь сочит осенний. Ветер рвет ставень и завывает в трубе. Мать сидит у окна и шьет при свете маленькой лампы.

Митрошка лежит на портняжном столе и пишет огрызком карандаша на серой лавочной бумаге.

- Чевой ты, сынок, там пишешь?

- Так, ничего! - отвечает Митрошка.

Раз Митрошку услали в лавку за селедками. А Клим вынул из его сундучка "писанья" и стал читать по складам:

- "Жить надо, как следовать быть... Любовь должна, как солнце, светить на земле, и каждый из человеков из всех сил должен стараться найти золотые ключи человеческого счастья. У нас нет жизни - а есть слезы... Хорошо быть с природой. Она имеет очень понятливую душу. Глядишь на нее, и на душе у тебя радостно и покойно... И хочется мне с тятькой и мамкой уйти очень далеко..."

- Ишь ты, какой занятный! - самодовольно бормочет Клим.

- Агафья, послушай, что наш Митрошка-то пишет!

"Видел я сон. Как будто бы я шел по очень большому полю и на мне была одежда, как у архангела, что на картине, и одежда эта белая - снега белее, и в руке у меня восковая свеча, и горит свеча очень светло и всю дорогу освещает, а дорога была гладкая. На душе у меня была такая радость, как в тот день, когда тятька не пьянствует и мы пьем чай с баранками... И вот подул ветер, сильный-пресильный... и потушил мой огонек. И темно сделалось вокруг. И на душе у меня было очень страшно. Я проснулся, была ночь, тятька лежал на полу пьяный и бредил..."

- Чудной, Митрошка! - растроганно шептал Клим, всплакнув над его писаньем.

Из книги В. А. Никифорова-Волгина "Родные огни"
Клин. "Христианская жизнь", 2009

Икона
Автор: Василий Никифоров-Волгин
Все они были вдовыми. Жили тихо - как трава растет. Газет не читали и к мирской жизни не прислушивались. Были простыми, созерцательными и по-святому восторженными.
Так бы и прожили они в спокойных своих горенках, если бы не одно прискорбное обстоятельство, от которого батюшка с дьяконом ушли в молчание, а псаломщик запил "мертвую".

Исповедь
Автор: Василий Никифоров-Волгин
До начала 90-х годов XX века произведения Никифорова-Волгина были практически запрещены в России, ведь писателя расстреляли в 1941 году как врага народа. И только недавно его прекрасные книги стали возвращаться. Они сразу полюбились православным читателям, так же как книги И. С. Шмелева и Н. С. Лескова.
Предлагаем вам отрывок из книги "Родные огни"

Перепечатка в Интернете разрешена только при наличии активной ссылки на сайт "КЛИН ПРАВОСЛАВНЫЙ".
Перепечатка материалов сайта в печатных изданиях (книгах, прессе) разрешена только при указании источника и автора публикации.