С середины XIV века в истории русского монашества замечаются новые, небывалые раньше явления. Возникает усиленное монашеское движение и возникает там, где монастырей прежде было мало и монашество было слабо: в Суздальской земле и в Заволжском крае. За сто лет, с 1340 по 1440 гг., выстроилось до полутораста новых обителей, тогда как раньше за весь Киевский период их известно около 70-ти, да за столетие, протекшее после монгольского нашествия (1240–1340 гг.), прибавилось 30. Время преподобного Сергия, его учеников и собеседников, – самая блестящая пора в истории нашего монашества. Русские монастыри имеют теперь важные особенности. Большая часть их прежде строилась на имение князей и бояр, а не слезами и постом подвижников, преобладающее число их были монастыри ктиторские. Теперь же гораздо чаще монастыри строятся самими иноками. Это значит, что прежде монашество насаждалось главным образом искусственно, теперь оно растет органически. В связи с этим стоит другое важное различие между русскими обителями сравниваемых периодов. «До половины XIV в. почти все монастыри на Руси возникали в городах или под их стенами; с этого времени решительный численный перевес получают монастыри, возникшие вдали от городов, в лесной глухой пустыне, ждавшей топора и сохи», как выражается профессор В.О. Ключевский. С середины XIV в. наше монашество впервые получает пустынный характер, внешний вид отшельничества. Но изменилось ли оно внутренним образом? Поставило ли себе новые задачи, начертало ли иные, неизвестные древнейшему времени идеалы? Может быть, в заботах о личном спасении пустынные иноки освободили себя от тех обязанностей служения миру, которые несло русское городское монашество с XI до половины XIV вв.? Нет, монашество наше не изменилось внутренне нисколько, не поставило оно новых задач, не начертало себе неизвестных прежде идеалов и не ушло от обязанностей служить покинутому им миру.

[...] С половины XIV в. наблюдается на Руси любопытное явление, которое объясняется всецело историческими условиями монгольского времени, явление неизвестное по местным условиям на Востоке. Его принято называть монастырской колонизацией. Удаляясь от людей в непроходимую лесную глушь, которая собственно и называется на древнерусском языке пустыней, отшельник недолго подвизается один, «един единствуя», посещаемый только зверями. Лишь только пойдет в народе молва о нем, затем легким пером пронесется слава, как в лесную пустыню к малой келейке безмолвника один за другим собираются его будущие сожители и сподвижники. С топором и мотыгой (заступ) они трудятся своими руками, труды к трудам прилагая, сеча лес, насевая поля, строя кельи и храм. Вырастает монастырь. И к шуму векового леса, к дикому вою и реву волков и медведей присоединяется теперь новый, правда сначала слабый звук – «глас звонящ». И как будто на этот зов нового голоса, на приветный звон монастырского била к обители являются крестьяне. Они беспрепятственно рубят леса, в непроходимых раньше дебрях пролагают дороги, строят вблизи монастыря дворы и села, поднимают целину и искажают пустыню, не щадят и превращают ее в чистые поля [...].

Описанное движение вызвано было величайшим подвижником Русской земли, вторым отцом нашего монашества, преподобным Сергием Радонежским, который, по выражению его жизнеописателя, был «игумен множайшей братии и отец многим монастырем», а по летописцу «начальник и учитель всем монастырем, иже в Руси»³⁰. [...]

Жизнеописателя в личности преподобного Сергия поражала черта, которую он упоминает трижды: равная любовь ко всем. «Бяше бо Бога возлюби всем сердцем своим и ближняго твоего, яко и сам ся; равно бо любяше всех и всем добро творяше, и все ему благотворяху; и к всем любовь имяше, и вси к нему любовь имяху и добре его почитаху»³¹. Равная любовь ко всем – вот первое обстоятельство, которое не допускало того, чтобы подвижник относился к миру безучастно.

Книжный человек своего времени, может быть, даже выдающийся в этом отношении, преподобный Сергий руководствовался в своей подвижнической деятельности житиями и примерами древних устроителей и законоположников восточного монашества. И здесь он находил то, что соответствовало его собственным стремлениям. Его поражали в древних подвижниках не одни подвиги личного их усовершенствования, борьба и победа над злыми духами, но и служение людям – исцеление недужных, избавление в бедах и в смертных опасностях, помощь на путях и на море. В житии преподобного Антония Великого, отца отшельнического монашества, а также и в житиях общежителей – Пахомия, Евфимия, Саввы Освященного, Феодосия Киновиарха и других, он видел примеры, обязывающие инока к благотворительной деятельности. Названные подвижники представлялись преподобному Сергию в таком виде: целители болезней, «недостающим обильнии предстатели, вдовам и сиротам неистощаемое сокровище»³². [...]

То значение, которое имел преподобный Сергий для своего времени, для политической жизни тогдашней Руси совершенно исключительно, так сказать неповторимо; к тому же оно достаточно известно³³. И это дает нам возможность прямо обратиться к тому, что делал на пользу миру сам великий подвижник, завещая и братии монастыря, а чрез нее и всему русскому монашеству, делать это после себя и вслед за собою.

Один лихоимец, живший близ монастыря преподобного Сергия, обидел бедного «человека-сироту» (по-видимому, холопа), отнял у него, а потом зарезал борова. Сирота ищет защиты у Радонежского игумена. Подвижник призывает обидчика, вынуждает к обещанию отдать деньги за отнятое и чудесным образом принуждает его исполнить свое обещание³⁴. Рассказывая этот случай печалования, Епифаний Премудрый называет преподобного Серия милостивым, утешителем скорбных, заступником нищих и помощником убогих. Но милосердый подвижник, имевший нрав «милостивый, добросердый, нищелюбивый и страннолюбивый»³⁵, не только лично помогал бедному, обездоленному люду; он заставил ему служить и свой монастырь. Жизнеописатель рассказывает о введении общежития в Радонежской обители, об установлении монастырских чинов, относительно умножения монашествующей братии и увеличения запасов в обители. Далее он сообщает о благотворительности монастыря. При жизни преподобного Сергия Троицкий монастырь не владел, вероятно, вотчинами, поэтому главным источником, из которого почерпались средства благотворить, служили приносы мирян. [...] В зимнее время, в крепкие морозы и сильные метели заехавшие в монастырь путники проживали столько времени, сколько продолжалась непогода, получая полное содержание от монастыря. Этого мало. Заповедь преподобного Сергия обнимала и уход за больными. «Страннии же и нищий и от них в болезни сущий, на многи дни препочиваху в довольном упокоении и пищи, ея же кто требоваху, неоскудно по заповеди святого старца, и до ныне сим тако бывающим». Когда около монастыря проложена была большая дорога от Москвы к Ростову и пошло оживленное движение, в обитель преподобного Сергия заезжало особенно много путников. Князья и воеводы заходили сюда с отрядами войска, и все получали пищу и питье. С радостью, как уверяет жизнеописатель, «служащие в обители» подавали всем изобильно³⁶. [...]

В похвальном слове преподобному Сергию длинным рядом эпитетов, приложенных к святому, тот же Епифаний Премудрый, описывает подвижника как общественного деятеля [...]. Некоторые эпитеты оправдываются приведенными выше данными жития, другие дают новый материал, а все в совокупности они рисуют обширную, многостороннюю и даже систематическую деятельность подвижника среди мирян. Деятельность эта направлялась к восстановлению правды и справедливости в обществе обличением грабителей и насильников, заступничеством за обиженных вдов, выкупом пленных, должников и рабов, к облегчению участи нищих – милостыней, недужных –уходом, к насаждению в христианском обществе милосердия (печалованием), взаимного мира, христианского смирения, трезвости. [...]

В монастыре преподобного Сергия живее, чем где-либо, хранилась такая память об основателе; долгое время более или менее твердо соблюдались здесь его заветы. Когда умирал преподобный Никон (+1427), преемник Сергиев по игуменству, в своем поучении братии он много говорил о «безмолвии, матери добродетелей», потом о «человеколюбии слово приложи рек: аще есть мощно, ни единаго приходящих тщама отпустити рукама, да не како утаится вам Христа презрети, единаго от просящих видом показавшася» (т. е. чтобы не случилось вам по незнанию презреть Христа, явившегося в образе нищего)³⁷. Не ясно ли, что преподобный Никон разделял воззрения своего святого наставника относительно обязательности нищелюбия? Кормление нищих, снабжение их потребным было постоянным делом Радонежского монастыря. И не столько считаясь с наличностью своих запасов, сколько откликаясь на степень народной, мирской нужды, Сергиева обитель то усиливала, то ослабляла свою благотворительность. В тяжелые годы Смутного времени монастырь преподобного Сергия прославился не только своей патриотической деятельностью, но и широкой благотворительностью для народа, разоренного смутой, несмотря на то, что разорение сильно отразилось и на хозяйстве самого монастыря. «Нагим одежда бысть, – говорит Симон Азарьин о Троицкой Лавре, – странным упокоение, нищим и гладным прекормление, от мраза изгибающим теплое утешение, странным и раненым и конечно издыхающим отпуск от сего света с напутствием вечнаго живота, мертвым же погребение бываше»³⁸.

Еще в XV в., близко ко времени преподобного Никона, под монастырской горой «на Подоле» построена была Введенская церковь, которая по приделу в честь великомученицы Параскевы называется Пятницкой. Церковь служила приходским храмом для слуг и служебников монастыря, поселившихся по речке Кончуре. При церкви Введения чуть ли не вместе с ее построением возник дом призрения для нищих, точнее для увечных – «лежней» – для тех больных нищих, которые не в силах ходить по сбору милостыни. Этот дом призрения носил еще название богадельни или больницы: а вся группа строений – две церкви с богадельней – называлась Подольным монастырем. Такими интересными чертами описывает связь между Лаврой и приютившимся около нее Подольным монастырем местный историк: «богослужение отправляли (свои) приходское священники; а попечение о странных, нищих и больных лежало на обязанности монахов». [...]

Богомольцев, которые приходили по вся годы на поклоненье мощам чудотворца, «не бе числа», как передает Симон Азарьин, келарь Троицкой Лавры. И эти посетители, если не бесчисленные, то несчитанные, все почитались гостями преподобного Сергия и его обители, получали от нее полное содержание во время богомолья, подарки и необходимое продовольствие на путь. [...] Дары, какими чествовались наиболее знатные гости, были вероятно значительны. По крайней мере заезжих греческих иерархов осуждали в XVII в. за то, что они ездят в Троицкую обитель, чтобы принимать дары, в другие же монастыри, где таких даров не давали, они и не заглядывали³⁹. Неизвестно, давались ли подарки простым гостям преподобного. Но несомненно, что все богомольцы питались от щедрот монастыря. В народе сложилось предположение, будто в монастыре есть такой медный горшок, который готовил без излишка и недостатка именно столько постного кушанья, сколько было нужно для несчитанных тысяч гостей, пришедших на праздник в обитель⁴⁰. Так исполнялась прежде в обители заповедь страннолюбия. [...]

Выгодна и почетна была в Древней Руси должность княжеского или великокняжеского духовника. Она служила для рядовых людей верной ступенью на той служебной лестнице, которой восходили они на епископское седалище, и потому являлась предметом исканий и домогательств. Но для истинного подвижника Христова, который ничего не искал, никогда не был златоносцем и хотел навсегда остаться в нищете, эта почетная придворная должность служила порой источником столкновений и огорчений. Любопытный факт рассказывается в житии ученика преподобного Кирилла Белозерского преподобного Мартиниана (+1483). Василий Темный поставил его игуменом Троице-Сергиева монастыря и выбрал в духовные отцы себе. В то время один боярин перешел от московского князя на службу к тверскому. Василию было жаль и досадно лишиться слуги, и он изыскивал средства вернуть его к себе. Обращается он к преподобному Мартиниану, просит его содействовать возвращению боярина на Москву, обещая тому честь и богатство. При содействии подвижника боярин вернулся, но вероломно был взят под арест. Узнав о происшедшем, преподобный является к князю "с великою печалию". "И рече: такс ли, самодержавный князь великий, и ты праведно судити научился еси? Почто еси душу мою грешную продал и послал еси во ад? Почто еси боярина того, иж мною призваннаго и душею моею, оковати повелел и слово свое преступил?" Преподобный лишает благословения князя и его княжение и налагает свое духовническое запрещение. Затем немедленно уезжает в монастырь. Василий был смущен и сознал свою неправду. [...] Он снимает опалу с того боярина и, «очи ему дав», сделал его своим приближенным. В монастыре великий князь испрашивает себе прощение и разрешение у своего духовного отца. Преподобный Мартиниан благословил князя честным крестом «и сам от него прощение взят». После того князь Василий больше прежнего стал любить своего духовного отца, ни в чем его не оскорблял, слушал во всем и почитал⁴¹. Вот какое геройство, которое заметно удивляет жизнеописателя преподобного Мартиниана, требовалось иногда от княжеского духовника. [...]

Печалование и благотворительность были едва ли не самыми излюбленными формами служения миру со стороны подвижников того времени. О преподобном Димитрии Прилуцком (+1392) в его житии говорится: «Никогда же блаженный не измени правила молитвенаго, но убо труды к трудом прилагая, смешая пост с милостынею, странных приимая и кормлю подавая требующим». Положение обители при большой дороге к Белому морю содействовало особенно развитию страннолюбия. [...] О печаловании подвижника говорится «и от насилия, от злых судий бедою одержимых, точию словом своим избавляя». Преподобный защищает и рабов от насилия господ, не останавливаясь пред обличением. Один богатый человек прислал в Прилуцкий монастырь пищу и питье. Димитрий не принял дара и сказал благотворителю: «Отнеси сия в дом свой, еже нам принесл, и, яже суть рабы и сироты в твоем дому, тех питай, да не погибнут гладом и жаждею и наготою, и тех избытки (что останется) нашей нищете донеси, да будеши совершен милостивец и вменит ти Господь Бог в правду»⁴².

Преподобный Павел Обнорский (+1428) был одним из замечательнейших подвижников Древней Руси. Из учеников преподобного Сергия он в большей степени, чем кто-либо другой, был склонен к безмолвию, к отшельничеству, к полному уединению. Ему пришлось устроить общежительный монастырь и управлять им, но подвижник остался отшельником, приходя в обитель только для богослужения на субботы и воскресенья. Строжайшее подвижничество Павла Обнорского характеризуется словами его жития: «вся жизнь его пост бяше», «всегдашний пост, присная молитва»⁴³. Тем интереснее знать, как смотрел этот созерцатель-отшельник на обязанности инока относительно мирян. Жизнеописатель отмечает, что преподобный Павел «благоприступен приходящим к нему и учителен»⁴⁴. Духовным отцом мирян он не был, конечно, только потому, что не имел священного сана. Еще в миру преподобный отличался нищелюбием⁴⁵. Монастырю же своему благотворительность он вменил в непременную обязанность и это выразил в своем уставе, содержание которого изложено в житии. [...]

Преподобный Кирилл Белозерский (+1427) – представитель разных видов христианского подвижничества. Временно он юродствовал, или принимал подвиг безмолвия. Но сверх того преподобный Кирилл был организатором знаменитого общежительного монастыря, который в заволжском крае имел приблизительно то же значение, какое в других местах монастыри Печерский и Троице-Сергиев. [...] Белозерский монастырь при жизни основателя сделался питателем своего края в голодное время [...]⁴⁶. Благотворительная деятельность монастыря проявлялась и по смерти святого. Игумен Христофор (1428-1433 гг.) «многих от плененных искупив, на своих местех паки насадив (поселив)»⁴⁷. При следующем игумене Трифоне (до середины XV в.), когда монастырь строил церковь и материальные средства его были напряжены, случился в крае большой голод. Многие начали приходить в обитель, ища пропитания. Здесь никому не отказывали и особенно заботливо питали голодных детей. Но экономный келарь, «умален быв верою», стал бояться, что у монастыря не хватит средств на всех: прокормиться самой братии, содержать рабочих и пропитать голодных; служебные чины обители стали уменьшать выдачу милостыни. Тогда запасы действительно начали быстро убавляться. Игумен решил питать всех приходящих, и в Белозерском монастыре кормилось ежедневно 600 человек и больше до нового хлеба⁴⁸. Грозный писал в Кириллов монастырь в своем знаменитом послании: «Кириллов доселе многия страны пропитывал в гладныя времена»⁴⁹.

Один из учеников преподобного Сергия является миссионером, утвердителем христианства среди двоеверов крещенного уже края, – это преподобный Авраамий Чухломской (+1375г. или позднее). Население, ближайшее к его пустынному монастырю, держалось языческих суеверий, верило и обращалось к волхвам. К подвижнику, как к волхву, стали приводить своих больных для леченья. Он поучает их «оставить волшебную прелесть» и совершает несколько чудесных исцелений. Чудеса преподобного Авраамия утверждают двоеверов в христианстве, так что некоторые из них даже постригаются в его монастыре⁵⁰. А из собеседников преподобного Серия вышел не повторившийся еще на Руси миссионер, истинный апостол Христов, святой Стефан Пермский (+1396), который в монастыре приготовил себя к своему служению и в сане иеромонаха положил основание христианства среди зырян. Труды святого Стефана слишком хорошо известны, чтобы описывать их здесь⁵¹. [...]

Преподобный Дионисий Глушицкий (+1437), которого можно признавать представителем струи монашества, шедшей из Московского края, один из выдающихся подвижников-благотворителей: «изряднее нищелюбие стяжа». Своему ученику преподобному Григорию Пельшемскому он дает примечательное наставление: «Сотвори ум твой с всем тщанием единаго Бога искати и прилежати в молитве. И паче подвигнемся помогати нищим и сиротам и вдовицам, дондеже время имаши, делай благая»⁵². При жизни преподобного Дионисия «в таж лета гладна бысть страна та». В обитель преподобного приходит много народа за хлебом, «творяше бо (преподобный) милостыню неоскудно просящим. Они же болма начаша приходити. Преподобный же никакоже стужа, но болма даяше». Эконом монастыря указывает подвижнику на оскудение запасов. Но тот, «понося эконому», дает наставление о милостыне без всякого расчета [...]^53. В похвальном слове преподобный Дионисий называется между прочим «рабом свободитель» [...]. И эта черта превосходно подтверждается следующим интересным рассказом из жития преподобного Дионисия. [...] Одели одного юношу странницей, и тот, назвавшись рабой, просил у святого 100 сребрениц для выкупа из холопства вместе с детьми. Преподобный дал деньги, а братия возвратила ему их, сказав, что напрасно он благотворит обманщикам. Но преподобный Дионисий отдает деньги юноше, а братию наставляет быть милостивыми, давать не только всякому просящему, но и не просящему, запрещает повторять свои искушения и побуждать его к немилосердию⁵⁴.

Упомянутый ученик Дионисия преподобный Григорий Пельшемский (+1441) совершенно усвоил наставление своего учителя и вполне осуществил его. «Прихождаше нищая в глад, с радостию приимаше их»⁵⁵. Поучая бельцов и иноков, подвижник как тем, так и другим ставит в числе заповедей Господних, т.е. обязательных предписаний – «милование нищих»⁵⁶.

Монастыри новгородско-псковского края, стоявшие вне прямого влияния со стороны преподобного Сергия, однако нисколько не разнились в своем служении миру от прочих русских монастырей, конечно, потому, что в них хранились общие, исконные заветы русского монашества. [...]

Наиболее известный из Псковских монастырей, возникших в XV в. – монастырь преподобного Евфросина (+1481), отличался поразительной строгостью устава и жизни братии, так что один священник, попавший в обитель к вечернему богослужению и насилу простоявший его, отозвался: «Тако он (Евфросин) пребывает с братьею, яко железный с железными». Но обитель славилась и благотворительностью. [...]. Следует заметить, что, организуя благотворительность в монастыре, преподобный Ефросин ставит ее в неразрывную связь с общежительным уставом, воспрещающим монаху личную собственность, рассуждая так: то, что монах истратил бы на себя, должно идти в пользу нищих. Примечательно и то, что примером в этом деле русскому подвижнику послужили подвижники Востока. И по мере того, как богатела обитель Евфросина от приносов и вкладов селами, развивалась и ее благотворительная деятельность. «Святый же нача болма милостыни творити убогим и странных упокоевая, яко чадолюбивый отец»⁵⁷. [...]

Начало (часть 1)

Фото: www.monasterium.ru

Cписок литературы:

30. Житие преподобного и богоносного отца нашего Сергия Чудотворца и похвальное ему слово, написанное учеником его Епифанием Премудрым в XV в. (далее: Житие преподобного Сергия). Издание Общества любителей древней письменности, СПб., 1885. С. 43; Полное собрание русских летописей, изданное Археографической комиссией. СПб., 1859, Т. VII. С. 62.
31. Житие преподобного Сергия. С. 35; ср. Похвальное слово. С. 150, 155-156.
32. Житие преподобного Сергия. С. 74-75.
33. См. речь профессора В.О.Ключевского на том же академическом торжестве в память юбилея преподобного Сергия (Богословский Вестник, 1892, ноябрь) - Значение преподобного Сергия Радонежского для русского народа и государства.
34. Житие преподобного Сергия. С. 138-139.
35. Похвальное слово. С. 148.
36. Житие преподобного Сергия. С. 108-109: ср.: Симон Азарьин. "Книга о чудесах пр. Сергия" (далее: Симон Азарьин). Издание Общества любителей древней письменности. СПб., 1885. С. 14.
37. Житие преподобного Никона. Издано в Москве в 1646 г. Л. 188 об.
38. Симон Азарьин. С. 18.
39. Симон Азарин. С. 3-4.
40. Герберштейн С. Записки о Московии / Пер. с лат. И.Анонимова СПб., 1866 С. 68.
41. Житие преподобного Мартиниана Белозерского. Рукопись Волоколамской библиотеки, №564. Л. 234 об.-236.
42. Там же. С. 63. В похвальном слове преподобному Димитрию говорится: "Радуйся милостыни рачитель... Радуйся ум свой к Господу имея и сердце пригвождая в молитвах день и нощь, радуйся болящим врач и скорый посетитель, радуйся вдовицам питатель, сиротам же и нищим и странным и бескровным тихое пристанище" (Там же. С. 75-76) Преподобный Евфимий Суздальский (+1404) также известен своею благотворительностью. Однако его поздний жизнеописатель, характеризуя подвижника с этой стороны, дословно списывает приведенные выдержки из жития преподобного Димитрия Прилуцкого, только с необходимыми выпусками/ (Житие преподобного Евфимия. Рукопись Волоколамской библиотеки №628. Л. 66 об.- 67). В похвальном слове (Там же. Л. 76 об,- 77 об.) подобные же заимствования из похвалы преподобному Димитрию.
43. Житие преподобного Павла. Рукопись Волоколамской библиотеки №659. Л. 195, 208.
44. Там же. Л. 192 об.- 193.
45. Там же. Л. 204. "Нищим милостыню с тщанием подая, бяше бо зело милостив".
46. Житие преподобного Кирилла. Рукопись Волоколамской библиотеки №645. Л. 480 об.- 481.
47. Ради благочестивого игумена князь Юрий Дмитриевич Звенигородский отпускает однажды весь полон. Там же. Л. 458 и об.
48. Там же Л. 462 об - 463
49. Акты исторические, собранные и изданные Археографической комиссией. СПб., 1841, Т. I. С. 383.
50. Житие преподобного Авраамия. Рукопись Троице-Сергиевой Лавры №625 (здесь и далее ГБ РФ, фонд 304, Главное собрание библиотеки Троице-Сергиевой Лавры - прим ред.) Л. 310, 311 об., 321 об.- 323. Подвижник поучает братию пред смертью - "страннолюбия не забывать" (Там же. Л. 330)
51. В дальнейшем изложении мы не станем говорить о древнерусских иноках-миссионерах. Напомним только теперь читателю, что участие монашества в деле распространения христианской веры на нашем севере до XVII в. было гораздо более значительно, чем участие иерархии [...]
52. Житие преподобного Дионисия. Рукопись Троице-Сергиевой Лавры №603. Л. 35 Это наставление буквально повторяется в житии преподобного Григория Пельшемского - Великие Минеи-Четии, собранные Всероссийским Митрополитом Макарием (далее - Великие Минеи-Четии). Издание Археографической комиссии, СПб., 1868 30 сентября, стлб. 2273.
53. Рукопись Троице Сергиевой Лавры №603. Л. 38-39.
54. Там же. Л. 36 об.- 37 об.
55. Великие Минеи-Четии. 30 сентября, стлб. 2278. Ср.. Похвальное слово. Стлб. 2294. Благотворительная деятельность подвижника описывается в дальнейших словах жития почти буквально приведенными выше словами из жития преподобного Димитрия Прилуцкого, которые можно даже признать житийно-типическими.
56. Там же. Стлб. 2278. [...]
57. Там же. С. 77. Преподобный Евфросин завещал братии не забывать страннолюбия после его смерти.

Преподобный Серафим Саровский
Преподобный Серафим Саровский, в миру Прохор, родился 19 июля 1759 года в городе Курске в благочестивой купеческой семье. Вся его жизнь отмечена знамениями милости Божией. Когда в детстве мать взяла его с собой на строительство храма и он упал с колокольни, Господь сохранил его невредимым.

Апостольство любви Христовой. Памяти преподобного Серафима Саровского
Автор: Протоиерей Борис Балашов
Неслучайно инославные христиане называют Православную Церковь пасхальным христианством. Это соответствует действительности. И ведь именно Светлое Христово Воскресение – Пасха – является для православных Праздником праздников и Торжеством из торжеств, то есть абсолютной вершиной всех христианских праздников.
Кого же из русских святых мы можем назвать самым пасхальным святым, таким святым, в духовном облике которого наиболее ярко выразился и отразился праздник Светлого Христова Воскресения?

Перепечатка в Интернете разрешена только при наличии активной ссылки на сайт "КЛИН ПРАВОСЛАВНЫЙ".
Перепечатка материалов сайта в печатных изданиях (книгах, прессе) разрешена только при указании источника и автора публикации.