Автор: протоиерей Николай Иванов
Глубокая осень 1905 года. Бескрайние черноземные просторы средней России, среди которых чередовались земли, принадлежащие то помещикам, то крестьянам. В одном из пустыхпомещичьих домов, среди большого бывшего барского поместья, жил управляющий имениями Крестьянского Поземельного Банка.
В те годы крестьянам явно не хватало земли, а помещичьи земли часто пустовали. В целях помощи крестьянам при увеличении своих земельных наделов, уже более двадцати лет был организован Крестьянский Поземельный Банк, который скупал у помещиков земли и в рассрочку продавал их крестьянским обществам. В те тревожные годы продажа земель шла в быстром темпе, и управляющему приходилось почти каждый год переезжать на жительство в какую-либо новую, только что купленную усадьбу, пока и она не становилась собственностью крестьян.
Сейчас управляющий жил в громадном старинном доме, стоявшем одиноко среди запущенного парка. Из шестнадцати комнат этого дома, его семья, состоявшая; из жены и годовалого сынишки, занимала только три. Остальные были закрыты.
Почти по всем губерниям бывшей царской России шли в то время крестьянские волнения, сопровождавшиеся погромами помещичьих усадеб и, надо полагать, насколько страшно было жене управляющего жить одной в этих пустых домах, так как по роду службы ее мужу почти всегда приходилось быть в разъездах для скупки имений.
В этот день, о котором идет речь, муж был дома, но случилось нечто более страшное, чем одиночество. Глубокой ночью под окнами дома раздались громкие голоса. Это пришла толпа крестьян громить усадьбу. По всей округе не было поблизости помещиков и, возможно, именно поэтому крестьянская толпа подошла к дому, где жил управляющий, или, как его обычно звали в деревнях, «банковщик». «Банковщик», конечно, был беден, как и всякий конторщик и любой мелкий служащий того времени. Фактически, он служил крестьянам, но сейчас, за отсутствием кругом помещиков, он, поскольку жил в шикарном барском доме, в глазах возбужденных крестьян, мог казаться чем-то вроде настоящего помещика, а поэтому мог стать и объектом расправы. Толпа всегда есть толпа. Она не склонна разбирать, когда ей просто необходима какая-то разрядка для удовлетворения охвативших ее страстей. Когда среди нее начинается возбуждение, тогда каждый человек как-то электризует своего соседа. Возбужденная до крайности толпа становится как бы слепой и уже не может ни остановиться, ни даже изменить направления своих действий. Она уже не способна слушать то, что говорит рассудок. Остановить ее может только какая-либо внешняя сила, иногда чей-то особо властный голос. Но иногда она также может подчиниться кому-либо по совершенно непонятным для рассудка причинам.
Толпа подошла к дому. Среди ночи раздался стук в двери и окна, и крики: «Давай сюда банковщика! Банковщик, выходи!» Было ясно, что вот-вот начнется погром. Результаты таких погромов были почти всегда одни и те же. Дом поджигали. Мужчин, если они не успевали скрыться, убивали. С женщинами, в особенности с молодыми, могли поступить по-разному.
Предстояла какая-то жуткая борьба между неравными силами. Внутри дома было всего три человека, из них один – годовалый ребенок. Снаружи дома – множество возбужденных крепких мужчин.
Если «банковщик» выйдет сейчас к толпе, то его могут просто поднять на вилы, а затем разорвать на куски. И тогда, успокоившись, может быть, разойдутся. Если он не выйдет сейчас, тогда через несколько минут все равно взломают двери и убьют не только его, но расправятся и с его женой и с ребенком. Выбирать не приходилось. И управляющий уже пошел к дверям. Будь, что будет.
Его жена оставалась с ребенком. Зачем говорить об ужасе, который охватил ее. Но в этот момент что-то совершенно неожиданное, должно быть, произошло в душе этой женщины, которая, по отзывам всех ее знавших, была всегда тихой, кроткой, ласковой. Вскочив с постели, она что-то наскоро надела на себя и, властно отстранив мужа, открыла дверь и вышла на балкон, находившийся рядом с тем крыльцом, в которое сейчас ломились.
Я не знаю, что могла сказать она в тот момент людям, пришедшим убивать ее мужа. Впоследствии, в разговоре со мной уже много лет спустя она вспоминала об этом, как-то смущаясь. А я в те годы был слишком невнимателен к таким вещам.
Женщина вышла на балкон. В ее душе происходило волнение, может быть, по силе более напряженное, чем то, которым сейчас обуревалась вся толпа. Мы до сих пор не знаем о том, что такое стихия душевной жизни. Наше тело пронизано какими-то особыми токами, более тонкими, чем электричество. В нас, или вокруг нас – всегда какое-то таинственное магнетическое поле, подобно электрическому. В моменты душевных аффектов это поле возбуждается настолько, что может воздействовать на других. В толпе, как уже говорилось, напряжение этого «поля» возрастает до крайности. Но и в одном человеке оно может достичь чрезвычайной силы.
Надо полагать, что женщина, вышедшая к разъяренной толпе, может быть, по силе своего возбуждения была сильнее этой толпы. А, может быть, она знала нечто, какие-то особые слова, которые сами по себе имеют власть над людьми, ибо заключают в себе нечто, что сильнее человека. А, может быть, она призвала на помощь в тот момент те Силы Небесные, в существование которых она верила всегда и которым молилась перед наступлением каждой ночи. Я не знаю, что двигало в тот момент ею, объятой то ли ужасом, то ли, наоборот, страшной силой.
Толпа загудела, когда эта женщина вышла на балкон, одна среди темной ночи, против их всех на этот страшный поединок. И вот она что-то сказала им. Что можно было сказать этой разъяренной толпе?! Не уговаривать же их пощадить. Это только усилило бы их жажду крови.
Можно ли было сказать какое-либо властное слово? Да разве стала бы толпа крестьян, привыкших вообще презрительно относиться к «бабе», слушать какую-то жену конторщика?
Однако женщина что-то сказала. И вот произошло нечто невероятное. Толпа, услышав то, что сказала она ... умолкла и тут же разошлась.
Что сказала она им, я не знаю. Лучше сказать – просто не помню, так как она рассказывала мне об этом случае только один раз, а я, должно быть, слушал без большого внимания. Но то, что сказала она, оказалось сильнее толпы. Она, должно быть, сказала нечто, что, пробив «поле» ненависти, проникло куда-то вглубь души, туда, где у каждого из нас находится то таинственное «Я», которое мы называем образом и подобием Бога, то таинственное «Я», которое, как об этом говорится в Библии, есть «дыхание» самого Бога. Обычно оно заслоняется нашими страстями, а в моменты аффектации может быть совершенно заглушено. Но оно как бы воскресает вновь, когда услышит нечто, что исходит от Того, Кто это дыхание вдунул в лицо человека.
Должно быть, вот это-то дуновение Божества и повеяло из уст женщины на разъяренных людей. И это слово, сказанное слабым, тихим человеком, победило толпу.
Женщина эта была моя мать. Она спасла этим жизнь и мне и моему отцу.
В память о брaтe моем
Автор: протоиерей Николай Иванов
Похороны заключенных не сопровождаются церемониями. Умерших здесь не провожают до могилы близкие. Близких в лагерях вообще нет. Погребение не осложняется ни молитвами, ни музыкой, ни слезами, ни речами. Все это с избытком заменяет густая матерная брань, без которой в лагерях вообще ничто не обходится…
О пастырской деятельности тайных священников Русской Православной Церкви в 60–80-х годах XX столетия
Автор: протоиерей Борис Балашов
В 60-80-е гг. церковная жизнь строилась по принципу айсберга: одна часть на поверхности и видима всем, другая часть, как бы подводная, внешним по отношению к Церкви людям не видна
Перепечатка в Интернете разрешена только при наличии активной ссылки на сайт "КЛИН ПРАВОСЛАВНЫЙ".
Перепечатка материалов сайта в печатных изданиях (книгах, прессе) разрешена только при указании источника и автора публикации.
|