Автор: протоиерей Игорь Гагарин

Вот и снова Великий Пост, который как всегда предваряется Прощеным воскресеньем, днем всеобщего прощения христианами друг друга.

О прощении говорить непросто, потому что все, кажется, о нем уже сказано. Ни о чем, может быть, не написано в христианской литературе так много и подробно. И это понятно. Все мы постоянно просим прощения у Бога, и знаем, что это прощение получим только в том случае, если сами всех простим. А если не простим, то и нас не простят. Казалось бы, такое условие должно бы раз и навсегда изгнать из любого верующего сердца даже тень обиды на кого бы то ни было, но почему-то этого со многими не происходит. Многие ли из нас, христиан, научились не обижаться, не ссориться, не помнить зла?

У великого польского педагога Яноша Корчака, в приюте, который он возглавлял, был учрежден суд, перед которым могли предстать любые ученики, учителя и даже директор в случае, если оказывались виноваты в чьих-то глазах. Даже сам Янош Корчак однажды был за что-то судим этим судом. Интересно, что приговора на таком суде могло быть только два: или оправдать или помиловать. Понятно, что правых на этом суде оправдывали, а виноватых – миловали. Когда я об этом прочитал, очень восхищался. Какой прекрасный суд! Никого не осуждает! Так вот, Божий суд в чем-то похож на суд питомцев Корчака. Только там никого невозможно было осудить, то у Господа – никого невозможно оправдать. Здесь или осуждение или помилование. Потому что все мы, даже самые праведные из нас, бесконечно виноваты перед правдой Божией. И чем праведней человек, тем острее ощущает свою вину и совершенную невозможность оправдаться перед Судом. «И не входи в суд с рабом Твоим, потому что не оправдается пред Тобой ни один из живущих» (Пс. 142, 2).

Это было бы невыносимо страшно, если бы не знали мы, что «щедр и милостив Господь, долготерпелив и многомилостив», что Он желает нашего спасения гораздо больше, чем мы его желаем. И условие поставил нам вроде совсем простое: «Не судите, и не будете судимы; не осуждайте, и не будете осуждены; прощайте, и прощены будете» (Лк. 6, 37).

Просто, казалось бы, да не получается! Даже опасность самому не избежать осуждения не останавливает нас, и мы судим, сердимся, памятозлобствуем и пр. Знаем, что надо простить, а вот как-то не всегда выходит.

Так как же научиться прощать, если «не прощается»? И почему «не прощается»?

Проще всего объяснить это жестокосердием «непрощающего». Сердце у тебя, дескать, злое, вот и не можешь простить. Такие слова нетрудно сказать, пока не узнаешь, что именно нужно простить. А когда расскажут тебе конкретную историю, то чувствуешь порой, что язык не поворачивается сказать: «А ты прости его». Более того, каюсь, так и хочется произнести: «Ну, тут бы и я не простил!» Помните, как в романе «Братья Карамазовы» Иван рассказывает Алеше о помещике, который на глазах матери затравил ее маленького сына собаками. И, рассказав, спрашивает, как быть с этим помещиком. Простить? И в ответ из возмущенного сердца Алеши, который воплощение самой кротости, вырывается: «Расстрелять!» Потом, правда, жалеет, но ведь вырвалось это прямо из сердца и прозвучало гораздо искренней, чем все попытки «взять это слово назад».

Не так трудно высказывать христианские истины, пока речь идет об отвлеченных вещах. Но стоит заговорить конкретно о тех или иных подлостях, низостях, предательствах, с которыми сталкивается порой в жизни человек, и видишь, что не только не имеешь никакого дерзновения требовать от него прощения, но и сам едва ли смог бы простить на его месте. Ты, как священник, должен бы увещевать обиженного забыть обиду, и чувствуешь, как фальшиво это сейчас прозвучит. У самого кулаки сжимаются, слушая его, благо под широкими рукавами рясы не видно.

А все-таки неужели нужно это, всех прощать? Всегда ли, во всех ли обстоятельствах? Многие считают, что так. Но давайте обратимся к первоисточнику христианства, к Евангелию. Что говорит о прощении Иисус Христос? «Наблюдайте за собою. Если же согрешит против тебя брат твой, выговори ему; и если покается, прости ему, и если семь раз в день согрешит против тебя и семь раз в день обратится, и скажет: каюсь, – прости ему» (Лк. 17, 3–4). Семь раз – это много, тем более, что в другой раз Господь сказал: «не говорю тебе: до семи раз, но до седмижды семидесяти раз» (Мф. 18, 22), то есть до бесконечности. Но ведь речь идет не о безусловном прощении. Господь велит прощать, если согрешивший против нас покается, если «семь раз в день обратится, и скажет: каюсь». Согласитесь, это достаточно серьезная оговорка. Всегда ли мы слышим это «каюсь» от тех, кого не можем простить? И если нет с их стороны никакого раскаяния, никакого желания измениться, и, тем более, если они продолжают делать то, за что мы тщетно пытаемся их простить, то есть ли необходимость их прощать? В приведенных выше словах Спасителя этого требования не находим. А как быть? Господь в другом месте говорит, что нужно попытаться объясниться с таким человеком, показать его неправоту, «если же не послушает, возьми с собою еще одного или двух, дабы устами двух или трех свидетелей подтвердилось всякое слово; если же не послушает их, скажи церкви; а если и церкви не послушает, то да будет он тебе, как язычник и мытарь» (Мф. 18, 16–17). Сказать в те времена иудею «да будет он тебе, как язычник и мытарь», означало то же, что современному человеку сказать: «Можешь с этим человеком прекратить всякое общение». Иногда так и надо поступать, и никакого греха в этом не будет.

Нет, не все и не всегда должно прощать! Есть преступления и злодейства, которые вопиют к небу. Ведь не говорим же мы, что Нюрнбергский процесс был делом нехристианским. Ведь не нашлось ни единого христианина, который заявил бы: «Господь велит всех прощать. Давайте же и мы простим этих извергов и палачей и отпустим их». Не слышал, чтобы хоть один из многих миллионов христиан сказал что-то в этом роде. Тут, возразят, особый случай. Но очень много происходит, к сожалению, в нашем жестоком мире таких «особых» случаев. В конце концов, нужно ли пытаться быть милосерднее самого Господа? А он, мы знаем, прощает не всех без разбора, а только кающихся.

Тем не менее, было немало святых, поднявшихся до такой высоты прощения, какой трудно ожидать и требовать от кого-либо на свете. Так Великая Княгиня Елизавета Федоровна сама ездила в тюрьму к убийце своего мужа террористу Каляеву, убеждала его покаяться, а затем написала императору прошение о его помиловании.

Не помню, кто из римских императоров сказал, что, обладая безграничной властью над людьми, держа в своих руках жизнь и смерть каждого из своих подданных, он более всего дорожит властью прощать. Как здорово, что и мы все, не будучи императорами, такою властью тоже обладаем. Владыка Антоний Сурожский рассказывал о своем знакомом, который, находясь в нацистском концлагере, чувствовал себя сильнее, могущественнее своих мучителей. «У них, – говорил он, была жалкая власть убить меня. Да и то, не меня, а только мое тело. У меня же была власть их простить и молиться о них». Действительно, насколько второе больше первого! Но во всех приведенных примерах под прощением надо понимать не снятие с этих преступников ответственности, а искреннее желание их обращения, покаяния и, как следствие этого, – спасения. Великолепный пример именно такого прощения показывает нам история Иосифа в Книге Бытия. Едва не убитый, а затем проданный в рабство братьями, спустя много лет, став первым человеком в Египте, он, встретившись с этими братьями и продолжая их любить, всем сердцем желает простить их. Но не спешит этого делать, а подвергает их новым и новым испытаниям, чтобы проверить, раскаялись ли они, изменились ли? Ведь если они так же злы, как тогда, когда много лет назад продавали его в рабство, какой смысл в прощении? И лишь убедившись окончательно, что теперь его братья – совсем другие люди, он открывается им и со слезами на глазах и криком радости бросается их обнимать.

Думаю, что у слова «прощение» есть два понимания. Первое – это полное восстановление тех добрых отношений, которые были до ссоры, обиды или чего-то в этом роде. Такого прощения не стоит требовать в тех случаях, когда человек не считает себя виноватым, продолжает делать зло. Другое, более широкое понимание – отказ от мести и желание покаяния и спасения виноватому. Вот такое прощение – безусловное требование к каждому христианину, потому что сказано: «Любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас» (Мф. 5, 44). Любите! Благословляйте! Молитесь! Так молился за распинающих Его Христос. Так молился за побивающих его камнями первомученик архидиакон Стефан. Молились, потому что любили, но эта любовь не мешала им разговаривать со своими гонителями жестко и сурово. Ведь любовь порой может проявляться не только в ласке и добром обхождении, но и в гневе, примеров которого мы видим немало и у Господа, и у святых. Так родной отец гневается на своего сына, когда он поступает низко, тем сильнее, чем больше любит его.

Но если действительно человек сожалеет о сделанном зле, если просит прощения, а мы не прощаем, здесь нужно разбираться. Важно выяснить, «не хочу» или «не могу»?

Если «не хочу», то этому нет оправданья. Можно спорить и размышлять о возможности прощения тех, кто, творя зло, не только не раскаивается, но активно продолжает его совершать, но о прощении тех, кто раскаялся, между христианами спора быть не может. Здесь прощение должно быть полным и безоговорочным.

Должно-то должно, но если не получается? Приходит человек на исповедь и кается, что никак не может простить того-то и того-то за то-то и то-то. И очень переживает об этом, и корит себя, но, говорит, «все равно до конца простить никак не могу». «Знаю, батюшка, что надо! Знаю, что Господь велит! Хочу, но до конца никак не могу». Спрашиваю: «В чем выражается это “не могу”? Вы напоминаете ему о прошлом?» – «Ой, что вы! Боже упаси! Нет, конечно! Только обида-то в душе не проходит».

Но это как раз-то вполне понятно и объяснимо. Представьте себе, что кто-то нанес Вам увечье, сломал руку, например. А потом пришел и искренне раскаялся, просил прощения. И вы простили его. Что же, рука после этого сразу срастется? Нет, конечно, любые телесные повреждения будут еще долго болеть, а может быть, и всегда. Но эта телесная боль прощения не отменяет. Боль – болью, а прощение – прощением. Думаю, что и с душой происходит подобное. Человек, обидевший вас, нанес душе рану, которая не может сразу пройти, может болеть еще долго. Простить – одно, выздороветь душою – другое. Здесь решающее значение имеет наше намерение, или, говоря языком святых отцов, произволение. Желание простить уже вменяется нам в прощение, если мы подтверждаем искренность этого желания тем, что не напоминаем обидевшему о прошлом, не укоряем его, молимся и о нем и о себе, чтобы избавил нас Господь «от многих и лютых воспоминаний». Душа же, раненная, может еще долго болеть, хотя, я думаю, что, прощая, мы выздоровление очень ускоряем, а не прощая, не выздоровеем никогда, ни в этой жизни, ни в будущей.

Все, что делает на земле человек, всегда несовершенно, пока в дело не вступает Господь и Божественная Благодать не восполнит то, что мы сами совершить не в состоянии. Это справедливо по отношению к любому нашему делу, в том числе и к делу прощения. Наше – намерения и усилия; а Божие – осуществление намерений и доведение усилий до успешного результата. Никакие усилия воли, никакие уговоры, убеждения и самоубеждения не сделают наше прощение полным и совершенно искренним, если не будем мы в Духе Святом. И наоборот, если цель нашей жизни – стяжание Благодати Духа Святого, если спасение наше в обожении, соединении с Богом, то критерием того, насколько приблизились мы к цели, является как раз то, насколько искренне, насколько полно умеем мы прощать. Только идя путем Стяжания Духа всеми способами, из которых важнейший – молитва, может обрести человек подлинный мир в сердце своем, мир с Богом, с самим собой и со всеми «ненавидящими и обидящими нас».

Протоиерей Игорь Гагарин,
настоятель Иоанно-Предтеченского храма
с. Ивановское Московской области

Прощеное воскресенье
Автор: Протоиерей Борис Балашов
Когда мы согрешили перед кем-то из людей, мы идем к этому человеку, ощущая тяжесть на душе, признаемся в своем грехе и просим прощения. И нам становится легче, потому что, в определенной степени, часть греха снимается тем, что мы признались в нем, искренне попросили прощения и нас простили. Однако полного исцеления от этого греха все-таки не произойдет. Почему?

О прощении и Прощеном воскресенье
Автор: Ирина Филиппова
Для чего Церковь установила перед Великим постом чин Прощения?
Что значит: по-настоящему простить человека? Почему необходимо прощение?
Все ли можно и должно прощать?
Беседа со священником Михаилом Хайрутдиновым, клириком Скорбященского храма г. Клина

Перепечатка в Интернете разрешена только при наличии активной ссылки на сайт "КЛИН ПРАВОСЛАВНЫЙ".
Перепечатка материалов сайта в печатных изданиях (книгах, прессе) разрешена только при указании источника и автора публикации.