Автор: протоиерей Савва Щербина

Продолжаем публикацию воспоминаний протоиерея Саввы Щербины, настоятеля храма Георгия Победоносца с. Подтеребово, духовника Рязанского воздушно-десантного училища, о самых необычных послушаниях в его служении. Сегодняшний материал – история о десантировании на Северный полюс, без сокращений.

Молебен на Северном полюсе

Итак, вернёмся к Северному полюсу. Ну, что сказать про Полюс... Выпрыгнул я с самолёта, раскрылся парашют, посмотрел кругом, и сказал что-то вроде: «Так вот ты какой, северный олень...» Честно говоря, точно не помню, что сказал, но нельзя же о серьёзных вещах говорить со слишком серьёзным лицом!

А если всё же серьёзно, нечто подобное я испытал при посещении Гроба Господня в Иерусалиме, где побывал незадолго до этого. И главное, наверное, что вынес из той поездки – это понимание: Господь пришёл не в Палестину, а на планету Земля. Он стоял Своей ногой не в каком-то конкретном месте Иерусалима, а на всей нашей планете, как если бы это был один целиковый камешек. Вот и сейчас, на высоте 1500 метров над Северным полюсом, чувство это опять у меня возникло. И хоть «Вроде — всё как всегда: То же небо..., тот же воздух и та же вода… », только что-то внутри переключилось и появилось ощущение планеты как целого. Наверное, нечто похожее чувствует космонавт, глядящий из космоса на Землю.

И вот вопрос: а много ли людей до меня в одиночку висело в воздухе над такой же одинокой планетой? Почему «одинокой»? Да потому, что за всю её историю здесь не существовало ни стран, ни народов. Тут даже координат нет – все направления в одну сторону, на юг. Этот мир никогда никому не принадлежал, и вот, ты оказался с ним один на один, и с одной стороны, испытываешь чувство глубокого одиночества, а с другой – предчувствуешь, что впереди – встреча с Тем, Кто стоит на этой планете и ждёт твоего приземления...

После Иерусалима я понял, что не обязательно ехать туда, чтобы оказаться на Святой Земле. Вся наша планета и есть Святая Земля, где бы ты ни находился. С тех пор для меня любой престол в любом храме стал тем самым камнем, к которому я прикладывался во Гробе Господнем, где лежал и Воскрес Христос.

Но, конечно, я не предполагал, что меня и тут посетят такие мысли, это получилось само собой, когда я просто выполнял свою работу: надо нормально выпрыгнуть, нормально приземлиться, никого не подвести (это же, в конце концов, не у нас в Подмосковье происходит).

Если что-то случится, никто помочь не сможет. После посадки запросто может встретиться белый медведь, который тебя съест. Они, как оказалось, вообще ничего не боятся – хоть стреляй. Он тут хозяин, а ты для него – еда.

Внизу ждут торосы и так называемые «реки» – трещины во льду, которыми испещрена вся его поверхность. Северный полюс – это же не материк, а океан, покрытый льдом, толщина которого составляет 2–3 метра. Лёд находится в постоянном движении, трескается, и совершенно непредсказуемо, что за этим последует: трещина может так и остаться просто трещиной длиной в несколько десятков километров, а может расколоться и разойтись на любые расстояния, открывая при этом воду.

Температура воздуха -40–50 градусов, глубина – не нырял, не проверял. Хотя в проруби потом окунался: из принципа, как же не искупнуться на Северном полюсе?

Так вот, если трещины расходятся, то огромные участки ледяной поверхности могут потом наползать друг на друга, образуя торосы. Выглядит это как нагромождение битых железобетонных плит разного размера, и человеку, прыгающему с парашютом, надо успеть сориентироваться, куда лететь.

Наш реактивный самолёт Ил-76 находился на высоте 1500 километров. Парашют управляемый – это не обычный круглый, а так называемый парашют-крыло. Его собственная скорость по горизонту составляет 10 м/с, и уменьшить её можно только за счёт увеличения вертикальной скорости. Представляете, куда можно улететь, снижаясь с такой высоты на такой скорости? На десять и больше километров, плюс скорость ветра.

Когда мы летели в самолёте, переживали, чтобы из-за погодных условий не отменили прыжок, потому что этому предшествовала большая подготовительная работа, и начинать всё заново было бы ужасно. Слава Богу, нас "выбросили".

На самом деле мы десантировались не на сам Северный полюс, потому что ледяная поверхность всё время движется (за сутки точка смещается где-то на 12–15 километров). То есть, став непосредственно над Северным полюсом, ты тут же от него "уплываешь".

Там есть наша Российская полярная научная станция со смешным названием «Барнео». Её каждый год разбивают на новом месте, так как старая за это время приходит в негодность из-за тех самых трещин и торосов.

Так вот, ориентировались мы как раз на неё. На тот момент она была от Северного полюса километрах в сорока. А уже потом, в качестве бонуса, нас вертолётами (у них постоянно там есть два вертолёта) свозили непосредственно на саму точку Полюса. И пока все играли в футбол, я прямо там крестил полным чином одного нашего десантника, правда, без полного погружения (мороз был около 50-ти градусов).

С вертолёта я наблюдал интересное явление. Мне говорили об этом заранее, но одно дело – услышать и совсем другое – увидеть самому: все тени на ледяной поверхности были направлены в сторону полюса, как к центру круга. Представляете себе? Кстати, это один из ориентиров, когда идут на Полюс пешком.

Ещё, с вертолёта я наконец разглядел эти самые «реки» и ужаснулся, что могло бы произойти при неудачном приземлении. Дело в том, что, когда нас выбрасывали, погода испортилась. Сначала сверху была видна поверхность земли, и поэтому я смог разглядеть всё величие открывшейся передо мной картины. А потом, по мере снижения, начались облака, видимость в которых – как в густом тумане. И такой туман покрывал сплошняком место нашей высадки.

Обычно облака хоть где-то заканчиваются, а тут до самой земли абсолютно ничего не было видно, я мог ориентироваться только по высотомеру и то приблизительно. Что этот высотомер показывает, не совсем понятно: ты же не выставлял его на земле «на ноль», а там, в самолёте, приблизительно. И земли не видно. Куда приземляться-то? Может, ты сейчас прямо в «реку» угодишь или в торос врежешься на полной скорости?

Чтобы плавно приземлиться, надо заходить против ветра. А как понять, в какую сторону ветер, если вообще ничего не видно? Надо понимать расстояние до земли, чтобы определённым образом снизить свою горизонтальную скорость, ведь если идёшь по ветру, то к твоей скорости приплюсовывается ещё скорость ветра.

Земля появилась внезапно, площадку для приземления выбирать было поздно, запаса высоты на маневрирование не было – куда попадёшь, туда и попадёшь. Снижая горизонтальную скорость, повышаешь вертикальную, которую в нормальный режим уже вернуть нереально. Я уж не говорю о том, что в воздухе можно было столкнуться с другим парашютистом: видимость ограничена (10–20 метров), отвернуть не успеешь.

В этих условиях нужно максимально осторожно, убрав свою горизонтальную скорость (естественно, увеличив при этом вертикальную скорость со всеми вытекающими отсюда последствиями), снижаться как бы на одном месте потихоньку, делая круги, чтобы не улететь далеко от места выброски.

Слава Богу, всё обошлось, и не только у меня. Нас было пятьдесят человек, и все приземлились удачно, недалеко друг от друга. Зато часа через два после приземления туман разошёлся, выглянуло солнце, и всю неделю, пока мы там находились, солнце уже ни разу не скрывалось.

Полярный день! Солнце всё время ходит по кругу над тобой. Время суток определяется только по часам. Когда с этим сталкиваешься впервые, конечно, поражаешься. Ходишь, чем-то занимаешься, потом вдруг случайно узнаёшь, что уже, оказывается, два часа ночи, а подъём-то – в шесть утра! Бегом – спать, но как уснуть, если вокруг день? Смешно.

Чем мы там занимались? Для нас организовали ознакомительный поход на лыжах, чтобы было понятно, как там люди передвигаются. Делают они это именно на лыжах, причём вещи тащат за собой на верёвке в небольшой байдарочке. На лыжах ходят потому, что всегда есть угроза провалиться в трещину, то есть в воду. Трещину легко не заметить, так как она может быть слегка приморожена и покрыта снегом. Да и в сам снег по пояс можно провалиться. Поэтому даже перебираться через торосы приходится не снимая лыж, иначе – куда улетишь, и где дно – никто не знает...

Чтобы при такой ходьбе лыжи не скользили, на них снизу набита шкура животного с жёсткой короткой шерстью. Ты можешь только ступать и назад почти не откатываешься. Да и вперёд ни к чему проскальзывать: ведь нужно сделать шаг и понять, куда наступил, нет ли под снегом полыньи, и только тогда переносить вес тела.

Трудно поначалу привыкнуть к такой ходьбе: идешь и спотыкаешься на каждом шагу, ведь ты привык скользить на лыжах, а не ходить. Как в метро, когда чуть не падаешь, наступая на неподвижный эскалатор, который, по идее, должен был двигаться.

Всё тут шиворот-навыворот: и поверхность постоянно меняется под ногами, и ходьба эта нелепая. Прям как у нас в Православии – обратная перспектива в своём воплощении. Постмодернизм какой-то, весь мир наизнанку...

Что ещё? Управляли собачьими упряжками, построили иглу (юрту из снежных плит).

Вода для питья здесь добывается из снега. Набираешь его с самой высокой точки тороса (чем ближе к ледяной поверхности, тем снег более солёный, ведь под ним океан). Чем выше, тем преснее, но всё равно солёная. Больше всего нам тогда хотелось попить нормальной пресной воды, которой у нас не было.

Сразу по прибытии на «Барнео» отслужили молебен. Потом служили молебен и на самом Северном полюсе. Служил обедницу (Святые Дары брал с собой). Естественно, находясь бок о бок со всеми, общался и, как вы помните, даже покрестил одного десантника.

Назад летели самолётом. На станции расчищают лёд под взлётно-посадочную полосу, и небольшие, но довольно вместительные самолёты АН-72 могут садиться и взлетать, лёд выдерживает. Вот на таком самолёте мы и улетели.

Конечно, в нашем XXI веке летать на самолётах относительно безопасно, но бывает всякое. Обитатели «Барнео» мне рассказали, как года за три до этого приземлился у них самолёт и сломал шасси.

Прилетел другой самолёт, привёз новое шасси и улетел. А в этот момент образовалась трещина, которая разошлась на несколько метров, прямо на всю длину взлётной полосы, в результате чего крыло поломанного самолёта нависло над водой. Пока самолёт чинили, меняли шасси, поперёк полосы пошла ещё одна трещина, и расстояние для взлёта осталось впритык – вокруг были торосы.

И вот, самолёт разгоняется, начинает отрываться, и мы видим, что льдины, как щепки, летят во все стороны и думаем: «Всё, это конец». Но он взлетает!

Вот такие дела бывают! А у нас, как обычно, всё прошло без сучка и задоринки. Я вообще, по жизни, везучий (а кому везёт, вы, конечно, знаете). Или, может, это – Господь?..

Восхождение на Эльбрус. Из воспоминаний священника, часть 1

"Полковой cвященник гвардии капеллан. о. Cавва. С любовью к небу"
Об экстриме и Православии

Перепечатка в Интернете разрешена только при наличии активной ссылки на сайт "КЛИН ПРАВОСЛАВНЫЙ".
Перепечатка материалов сайта в печатных изданиях (книгах, прессе) разрешена только при указании источника и автора публикации.