Предлагаем вашему вниманию главу из книги митрополита Сурожского Антония (†2003) «Молитва и жизнь». Впервые три книги о молитве митрополита Антония были объединены в сборнике «Школа молитвы» и изданы издательством «Христианская жизнь» в 2010 году.

Слово Владыки обращено к современному человеку, редко имеющему собственный молитвенный опыт, но испытывающему духовный голод и потребность в молитвенном общении с Богом.

Мы все — начинающие, и я не собираюсь проводить курс лекций, но просто хочу поделиться кое-чем из того, что я узнал, частью из собственного опыта, а еще больше, пожалуй, из опыта других.

Молитва по своей сути — встреча, встреча души и Бога; но для того, чтобы встреча стала реальной, обе личности, которые в ней участвуют, должны быть действительно самими собой. Между тем, мы в огромной степени нереальны, и Бог, в наших взаимоотношениях, так часто нереален для нас: мы думаем, что обращаемся к Богу, а на деле обращаемся к образу Бога, созданному нашим воображением; и мы думаем, что стоим перед Ним со всей правдивостью, тогда как на деле выставляем вместо себя кого-то, кто не является нашим подлинным «я», — актера, подставное лицо, театральный персонаж. Каждый из нас представляет собой в одно и то же время несколько разных личностей; это может быть очень богатым и гармоничным сочетанием, но может быть и весьма неудачным соединением противоречащих друг другу личностей. Мы бываем различными в зависимости от обстоятельств и окружения: разные лица, встречающиеся с нами, знают в нас совершенно различных людей, по русской пословице: «Молодец против овец, а против молодца и сам ов­ца». Как часто это бывает: каждый из нас может вспомнить среди своих знакомых даму, которая — сама любезность с чужими и сущая фурия у себя дома, или грозного начальника, который в семейном кругу — воплощение кротости.

В деле молитвы первая наша трудность — найти, какая из наших личностей должна выступить для встречи с Богом. Это непросто, потому что мы настолько не привыкли быть самими собой, что искренне не знаем, которая из всех личностей и есть это подлинное «я». И мы не знаем, как его найти. Но если бы мы посвящали несколько минут в день на то, чтобы вдуматься в свои поступки и отношения с людьми, то, возможно, очень приблизились бы к открытию этого; мы заметили бы, каким человеком мы были при встрече с таким-то и таким-то, и кем — уже совсем другим — когда делали то или это. И мы могли бы спросить себя: когда же я был действительно самим собой? Может быть, никогда, может быть, лишь на долю секунды или до известной степени при особых обстоятельствах, с определенными людьми. И вот, в эти пять или десять минут, которые вы можете выделить, — а я уверен, что на протяжении дня это может каждый, — вы обнаружите, что нет для вас ничего более скучного, чем остаться наедине с самим собой. Обычно мы живем как бы отраженной жизнью. Дело не только в том, что мы представляем собой, в зависимости от обстоятельств, целую серию разных личностей, но и самая жизнь, которая в нас есть, очень часто вовсе не наша, — это жизнь других людей. Если вы заглянете в самих себя и решитесь спросить себя, как часто вы поступаете, исходя из самых глубин своей личности, как часто вы выражаете свое истинное «я», то увидите, что это бывает очень редко. Слишком часто мы погружены в разные пустяки, которые окружают нас; так вот, в течение этого времени, этих кратких минут сосредоточенности надо оставить все, что не является жизненно важным.

Вы рискуете, конечно, в таком случае, что вам будет скучно наедине с самим собой; ну что ж, пусть будет скучно. Но это не означает, что ничего не остается в нас, потому что в глубине нашего существа мы созданы по образу Божию и это совлечение всего ненужного очень похоже на расчистку прекрасной древней стенной живописи или картины великого мастера, которую в течение веков, поверх подлинной красоты, созданной мастером, закрашивали лишенные вкуса люди. Сначала чем больше мы расчищаем, тем больше появляется пустоты, и нам кажется, что мы только напортили там, где было хоть несколько красоты; пусть немного, но хоть сколько-то. А затем мы начинаем открывать подлинную красоту, которую великий мастер вложил в свое произведение; мы видим убожество, затем промежуточную путаницу, но в то же время можем предугадать и подлинную красоту. И тогда мы обнаруживаем, что мы такое: убогое существо, которое нуждается в Боге, но нуждается в Нем не для того, чтобы заполнить пустоту, а для того, чтобы встретиться с Ним.

Итак, приступим к этому и, кроме того, каждый вечер в течение недели будем молиться такими очень простыми словами: «Помоги мне, Боже, освободиться от всего поддельного и найти мое подлинное «я».

Горе и радость, эти два великих дара Божиих, часто бывают моментом встречи с самим собой, когда мы оставляем все свои обезьяньи уловки и становимся неуязвимыми, недосягаемыми для всей лжи жизни.

Следующая наша задача — исследовать проблему реального Бога, ибо совершенно очевидно, что если мы решаем обращаться к Богу, этот Бог должен быть реален. Все мы знаем, что такое классный наставник для школьника; когда школьник должен к нему явиться, он идет к нему только как к классному руководителю, и пока он не вырастет и не выйдет из-под его власти, ему никогда не приходит в голову, что клас­сный руководитель — человек. Школьник думает о нем в категориях его функций, но это лишает личность наставника всех человеческих черт, и потому никакой человеческий контакт с ним невозможен.

Другой пример: когда юноша влюблен в девушку, он наделяет ее всевозможными совершенствами; но она может не иметь ни одного из них и очень часто это существо, сфабрикованное из ничего, и в самом деле есть «ничто», облеченное в несуществующие достоинства. Здесь опять-таки не может быть контакта, потому что юноша обращается к кому-то несуществующему. Это верно и в отношении Бога. У нас имеется определенный запас мысленных или зрительных образов Бога, собранный из книг, приобретенный в храме, из того, что мы слышали от взрослых, когда были детьми, а возможно, и от священнослужителей, когда стали старше. И очень часто эти образы не дают нам встретить реального Бога. Они не совсем ложны, потому что в них есть доля истины, и вместе с тем они совершенно не соответствуют реальному Богу. Если мы хотим встретить Бога, мы должны, с одной стороны, пользоваться знанием, которое мы приобрели, будь то лично, будь то посредством чтения, слышания, слушания, но, кроме того, идти и дальше.

Сегодняшнее наше знание о Боге есть результат вчерашнего опыта, и если мы будем обращаться лицом к Богу такому, каким мы Его знаем, мы всегда будем поворачиваться спиной к настоящему и будущему, глядя только на свое собственное прошлое. Поступая так, мы пытаемся встретить не Бога, а то, что уже знаем о Нем. Это иллюстрирует функцию богословия, поскольку богословие — это все наше человеческое знание о Боге, а не то малое, что мы лично уже постигли и узнали о Нем. Если вы хотите встретиться с Богом таким, каков Он есть в действительности, вы должны приходить к Нему с известным опытом, чтобы он подвел вас ближе к Богу, но затем оставить этот опыт и стоять не перед Богом, Которого вы знаете, а перед Богом, вместе уже известным и еще неведомым.

Что же будет дальше? Нечто совсем простое: Бог, Который свободен прийти к вам, отозваться, ответить на ваши молитвы, может прийти и дать вам почувствовать, ощутить Свое присутствие; но Он может и не сделать этого; Он может дать вам почувствовать Свое реальное отсутствие, и этот опыт столь же важен, как и первый, потому что в обоих случаях вы прикасаетесь к реальности Божиего права отозваться или не отозваться.

Итак, постарайтесь найти свое подлинное «я» и поставить его лицом к лицу перед Богом, таким, каков Он есть, отказавшись от всех ложных образов или идолов Бога. И чтобы помочь вам в этом, чтобы дать вам опору в этом усилии, я предлагаю вам в течение одной недели молиться следующими словами: «Помоги мне, Боже, освободиться от всякого ложного Твоего образа, чего бы мне это ни стоило».

В поисках своего подлинного «я» мы можем испытать не только скуку, о которой я говорил, но и ужас, и даже отчаяние. Эта нагота души приводит нас в чувство; тогда-то мы и можем начать молиться. Первое, чего следует избегать — лжи Богу; это кажется совершенно очевидным, и все же мы не всегда делаем так. Будем говорить с Богом откровенно, скажем Ему, кто мы таковы; не потому что Он не знает этого; но одно дело — принимать тот факт, что кто-то нас любящий знает все о нас, и совсем другое — иметь мужество и подлинную любовь к этому лицу, чтобы говорить с ним правдиво и сказать ему все о себе. Скажем Богу откровенно, что нам не по себе, когда мы вот так стоим перед Ним, что у нас нет настоящего желания встретиться с Ним, что мы устали и предпочли бы лечь спать. Но при этом надо остерегаться вольности или просто дерзости: Он — Бог наш. После этого лучше всего было бы радостно оставаться в Его присутствии, как мы бываем с горячо любимыми людьми, с которыми у нас существует подлинная близость. Мы не испытываем такой радости и такой близости с Ним, чтобы просто сидеть и смотреть на Него и быть счастливыми. А если уж нам приходится говорить, то пусть это будет подлинный разговор. Переложим все наши заботы на Бога, и, рассказав Ему все, так, чтобы Он это узнал от нас самих, оставим попечение о своих заботах, передав их Богу. Теперь, когда Он посвящен в наши заботы, нам не о чем больше беспокоиться: мы можем свободно думать о Нем.

Упражнение этой недели следует, очевидно, присоединить к упражнениям предыдущих недель; оно будет состоять в том, чтобы учиться, поставив себя перед Богом, передавать Ему все наши заботы до единой, а затем оставлять попечение о них; и чтобы получить в этом помощь, будем изо дня в день повторять совсем простую и конкретную молитву, которая определит наше поведение в наших отношениях с Богом: «Помоги мне, Боже, оставить все мои заботы и сосредоточить мои мысли на Тебе Одном».

Если бы мы не переложили своих забот Богу, они стояли бы между Ним и нами во время нашей встречи; но мы видели также, что следующим движением — и это очень важно — мы должны оставить попечение о них. Мы должны сделать это в акте доверия, веря Богу настолько, чтобы передать Ему тревоги, которые мы хотим снять со своих плеч. Но что же затем? Мы как будто опустошили себя, в нас едва ли что-то осталось, — что нам делать дальше? Мы не можем оставаться пустыми, потому что тогда мы наполнимся не тем, чем следует, — чувствами, мыслями, волнениями, воспоминаниями и т. д. Нам нужно, я думаю, помнить, что встреча не означает одностороннюю речь с нашей стороны. Беседуя, мы не только вы­сказываемся, но и выслушиваем то, что имеет сказать собеседник. А для этого надо научиться молчать; хотя это и кажется пустяком, этот момент очень важен.

Помню, когда я принял священство, одной из первых пришла ко мне за советом одна старушка и сказала: «Батюшка, я молюсь почти непрерывно четырнадцать лет, и у меня никогда не было чувства Божия присутствия». Тогда я спросил: «А давали ли вы Ему вставить слово?» — «Ах, вот что, — сказала она. — Нет, я сама говорила Ему все время, — разве молитва не в этом?» — «Нет, — ответил я, — думаю, что не в этом; и вот, я предлагаю, чтобы вы выделили пятнадцать минут в день и просто сидели и занимались вязаньем перед лицом Божиим». Так она и сделала. Что же вышло? Очень скоро она пришла снова и сказала: «Удивительно, когда я молюсь Богу, то есть когда говорю с Ним, я ничего не чувствую, а когда сижу тихо, лицом к лицу с Ним, то чувствую себя как бы окутанной Его присутствием». Вы никогда не сможете молиться Богу по-настоящему и от всего сердца, если не научитесь хранить молчание и радоваться чуду Его присутствия, или, если угодно, пребыванию лицом к лицу с Ним, даже если вы Его и не видите.

Очень часто, сказав все, что мы имели сказать, и посидев некоторое время, мы недоумеваем, что же делать дальше. Дальше, я думаю, надо читать какие-либо из существующих молитв. Некоторые находят это слишком легким и в то же время видят опасность принять за настоящую молитву простое повторение того, что когда-то сказал кто-то другой. Действительно, если это просто механическое упражнение, оно не стоит труда, но при этом забывается, что от нас самих зависит, чтобы оно не было механическим — если мы будем произносить слова внимательно. Другие жалуются, что готовые молитвы чужды им, потому что это не совсем то, что выразили бы они сами, это не их высказывание. В каком-то смысле эти молитвы действительно чужды, но лишь в том только, в каком картина великого мастера чужда, непонятна для ученика или музыка великого композитора — для начинающего музыканта. Но в том-то и дело: мы ходим на концерты, в картинные галереи для того, чтобы узнать, что такое настоящая музыка, настоящая живопись, чтобы формировать свой вкус. И вот почему, отчасти, мы должны пользоваться готовыми молитвами — для того, чтобы научиться, какие чувства, какие мысли, какие способы выражения нам следует развивать, если мы принадлежим к Церкви. Это также помогает в периоды сухости, когда нам почти нечего сказать.

Каждый из нас — это не только то убогое, обнаженное до костей существо, которое мы обнаруживаем, оставшись наедине с самими собой; мы еще и образ Божий; и дитя Божие, которое живет в каждом из нас, способно молиться самыми возвышенными, самыми святыми молитвами Церкви. Мы долж­ны помнить это и пользоваться ими. Я предлагаю, чтобы к прежнему упражнению мы добавили немного молчания, три-четыре минуты, и закончили молитвой: «Помоги мне, Боже, видеть мои собственные грехи, никогда не осуждать своего ближнего, и вся слава да будет Тебе!»

Прежде чем начать говорить о молитвах, оставшихся без ответа, я хочу попросить Бога, чтобы Он просветил и меня и вас, потому что это трудная и вместе с тем такая жизненно важная тема. Это одно из больших искушений, которое каждый может встретить на своем пути и из-за которого начинающим и даже людям, имеющим молитвенный опыт, бывает очень трудно молиться Богу. Так часто люди молятся и им кажется, что они обращаются к пустому небу.

Нередко это происходит оттого, что молитва их — бессмысленное ребячество. Я помню, как один пожилой человек рассказывал мне, что в детстве он много месяцев просил Бога даровать ему изумительную способность, которой обладал его дядя, — вынимать каждый вечер свои зубы изо рта и класть их в стакан с водой, и как счастлив он был позже, что Бог не исполнил его желание. Часто наши молитвы — такие же ребяческие, как и эта, и, конечно, они остаются неисполненными. Мы очень часто бываем уверены, что молимся правильно, но молимся мы о чем-то, что касается и других людей, о которых мы вовсе не думаем. Когда мы молимся о попутном ветре себе, мы не задумываемся о том, что это может оказаться бурей на море для других, и Бог не исполнит прошение, которое принесет вред другим.

Кроме этих двух очевидных моментов, есть и другая сторона вопроса, гораздо более существенная и глубокая: бывает, что мы молимся Богу от всего серд­ца о чем-то, что со всех точек зрения как будто до­стойно быть услышанным, и встречаем одно молчание, — а молчание перенести гораздо труднее, чем отказ. Если Бог скажет «нет», то со стороны Бога это будет все же положительной реакцией, а молчание есть как бы отсутствие Бога, и оно ведет нас к двум искушениям: когда наша молитва не получает ответа, мы сомневаемся — или в Боге, или в себе самих. В отношении Бога мы сомневаемся не в Его могуществе, не в Его власти сделать то, чего мы желаем, но в Его любви, Его участии. Мы просим о чем-то очень важном, а Он как будто не обращает внимания; где же Его любовь, Его сострадание? Это первое искушение.

И есть другое искушение. Мы знаем, что, имея веру с горчичное зерно, мы могли бы двигать горами, и когда видим, что ничего не сдвигается с места, то думаем: «Может быть, это значит, что вера моя в чем-то порочна, неистинна?» Это опять-таки неверно, и на это есть другой ответ: если вы внимательно прочитаете Евангелие, то увидите, что в нем есть только одна молитва, не получившая ответа. Это молитва Христа в Гефсиманском саду. Но в то же время мы знаем, что если когда-либо в истории Бог принимал участие в ком-то, кто молился, то, конечно, именно в Своем Сыне перед Его смертью; и мы знаем также, что если был когда-либо пример совершенной веры, то это было именно тогда. Но Бог нашел, что вера Божественного Страдальца достаточно велика, чтобы вынести молчание.

Бог не дает ответа на наши молитвы не только тогда, когда они недостойны, но и тогда, когда Он находит в нас такое величие, такую глубину, — глубину и силу веры, что Он может положиться на нас, на то, что мы пребудем верными даже перед лицом Его молчания.

Я помню одну женщину, неизлечимо больную; много лет она жила в ощущении присутствия Божия, а затем внезапно ощутила Его отсутствие — действительно реальное отсутствие; она написала мне тогда: «Пожалуйста, молитесь Богу, чтобы я никогда не поддалась искушению создать себе иллюзию Его присутствия, вместо того, чтобы принять Его отсутствие». Вера ее была велика. Она была способна выдержать это искушение, и Бог дал ей испытать Свое молчание, Свое отсутствие.

Запомните эти примеры, продумайте их, потому что когда-нибудь вам, наверное, придется оказаться в таком же положении.

Я не могу дать вам никакого упражнения; хочу только, чтобы вы помнили, что мы всегда должны хранить неизменной свою веру и в любовь Божию и в нашу собственную честную, правдивую веру; и ко­гда такое искушение придет к нам, будем молиться молитвой, состоящей из двух фраз, произнесенных Самим Иисусом Христом: «В руки Твои предаю дух Мой; не Моя воля да будет, но Твоя».

Я попытался дать вам представление о главных путях, какими мы можем подойти к молитве; но означает ли это, что, выполнив все, мною предложенное, вы научитесь молиться? Нет, конечно, потому что молитва — это не просто усилие, которое мы можем сделать в момент, когда решаем молиться; молитва должна корениться в нашей жизни, и если жизнь наша противоречит нашим молитвам или наши молитвы не имеют ничего общего с нашей жизнью, они нико­гда не будут ни живыми, ни реальными. Конечно, мы можем найти лазейку и обойти эту трудность, исключив из своих молитв все, что в нашей жизни несовместимо с молитвой, — все то, чего мы стыдимся или что вызывает у нас чувство неловкости перед собой. Но этим ведь ничего не разрешишь.

Другая трудность, с которой мы постоянно сталкиваемся, это мечтательность: тогда молитва на­ша выражает сентиментальное настроение, а не то, чем наша жизнь является по своей сути. Для этих двух трудностей существует одно общее разрешение, а именно: связать жизнь с молитвой так, чтобы это было единое целое, делать свою молитву жизнью. Очень большую помощь окажут при этом готовые молитвы, о которых я уже говорил, потому что они представляют собой объективный, жесткий образец того, как надлежит молиться. Вы можете сказать. что они для нас неестественны, и это верно, в том смысле, что они выражают жизнь людей неизмеримо более великих, чем мы сами, жизнь подлинных христиан; но потому-то вы и можете пользоваться ими, стараясь стать такого рода людьми, для которых эти молитвы естественны.

Помните слова Христовы: В ру­ки Твои предаю дух Мой. Они, разумеется, — за пределами нашего собственного опыта; но если изо дня в день мы будем учиться быть такого рода людьми, которые способны произносить эти слова искренне, со всей правдивостью, мы не только сделаем свою молитву реальной, мы сами станем реальными — в новой, подлинной реальности становления сынами Божиими.

Если вы возьмете, например, те пять молитв, которые я предложил вам, если вы возьмете одно за другим каждое из этих прошений, если вы постараетесь сделать каждое из них поочередно девизом, лозунгом всего дня, вы увидите, что молитва станет критерием вашей жизни, она даст вам основу вашей жизни, но и жизнь ваша также будет вашим судьей — против вас или за вас, — обвиняя вас во лжи, когда вы произносите эти слова, или, наоборот, подтверждая, что вы верны им. Берите каждую фразу каждой молитвы, поль­зуйтесь ею как правилом, день за днем, неделю за неделей, пока не станете такого рода человеком, для которого эти слова являются самой жизнью.

Теперь нам предстоит расстаться. Я был бесконечно рад беседовать мысленно с вами, ибо мы объединены молитвой и нашим общим интересом к духовной жизни. Да будет Господь Бог с каждым из вас и среди нас вовек.

И прежде, чем мы расстанемся, я предлагаю читателю произнести со мной одну краткую молитву, которая соединит нас перед престолом Божиим:

Господи, не знаю, чего мне просить у Тебя. Ты Один ведаешь, что мне потребно. Ты любишь меня больше, нежели я умею любить себя. Дай мне зреть нужды мои, которые сокрыты от меня. Не дерзаю просить ни креста, ни утешения, только предстою перед Тобой. Сердце мое Тебе отверсто. Возлагаю всю надежду на Тебя. Ты зри нужды, которых я не знаю, зри и сотвори со мной по милости Твоей. Сокруши и подыми меня. Порази и исцели меня. Благоговею и безмолвствую перед святою Твоею волею, непостижимыми для меня Твоими судьбами. Приношу себя в жертву Тебе. Нет у меня желания, кроме желания исполнить волю Твою. Научи меня молиться, Сам во мне молись. Аминь.

Из книги «Школа молитвы», издательство «Христианская жизнь», Клин, 2010, c.102-114

Фото: www.mitras.ru

Книгу митрополита Сурожского Антония «Школа молитвы» можно приобрести в лавке Скорбященского храма

Все в жизни - милость

Об ответственности христиан за весь мир

Перепечатка в Интернете разрешена только при наличии активной ссылки на сайт "КЛИН ПРАВОСЛАВНЫЙ".
Перепечатка материалов сайта в печатных изданиях (книгах, прессе) разрешена только при указании источника и автора публикации.