Автор: Василий Никифоров-Волгин

Впервые услышанное слово "проскомидия" почему-то представилось мне в образе безгромных ночных молний, освещающих ржаное поле. Оно прозвучало для меня так же таинственно, как слова: "молния, всполох, зорники" и услышанное от матери волжское определение зарниц - "хлебозар!"

Божественная проскомидия открылась мне в летнее солнечное воскресенье в запахе лип, проникавшем в алтарь из причтового сада, и литургийном благовесте.

Перед совершением ее священник с дьяконом долго молились перед затворенными святыми вратами, целовали иконы Спасителя и Божьей Матери, а затем поклонились народу. В церкви почти никого не было, и я не мог понять: кому же кланяются священнослужители? Пузатому старосте, что ли, считающему с выручки медную монету, или Божьей хлебнице-просфорне, вынимающей из мешка просфоры? Об этом я спросил чтеца Никанора Ивановича, и он объяснил мне мудреными церковными словами:

- Всему миру кланяются! Ибо сказано в чине священныя и Божественныя Литургии: Хотяй священник Божественное совершити тайнодействие, должен есть примирен быти со всеми.

Духовенство облачалось в ризы. Я не сводил глаз с этого невиданного мною обряда.

Батюшка надел на себя длинную, как у Христа, шелковую одежду - подризник - и произнес звучащие тихим серебром слова: Возрадуется душа моя о Господе, облече бо мя в ризу спасения, и одеждею веселия одея мя, яко жениху возложи ми венец, и яко невесту украси мя красотою.

Облаченный в стихарь дьякон, видя мое напряженное внимание, шепотом стал пояснять мне:

- Подризник знаменует собою хитон Господа Иисуса Христа.

Священник взял епитрахиль и, назнаменав его крестным осенением, сказал: Благословен Бог, изливаяй благодать Свою… яко миро на главе, сходящее на ометы одежди его.

- Епитрахиль - знак священства и помазания Божия...

Облекая руки парчовыми нарукавницами, священник произнес: Руце Твои сотвористе мя и создасте мя: вразуми мя, и научуся заповедем Твоим, - и при опоясании парчовым широким поясом: Благословен Бог, препоясуяй мя силою и положи непорочен путь мой... на высоких поставляяй мя.

- Пояс знаменует препоясание Господа перед совершением Тайной вечери, - прогудел мне дьякон.

Священник облачился в самую главную ризу - фелонь, произнеся литые, как бы вспыхивающие слова:

Священницы Твои, Господи, облекутся в правду, и преподобнии Твои радостию возрадуются...

Облачившись в полное облачение, он подошел к глиняному умывальнику и вымыл руки: Умыю в неповинных руце мои и обыду жертвенник Твой, Господи... возлюбих благолепие дому Твоего и место селения славы Твоея...

На жертвеннике, к которому подошли священник с дьяконом, стояли залитые солнцем Чаша, дискос, звездица, лежало пять больших служебных просфор, серебряное копьецо, парчовые покровы. От солнца жертвенник дымился, и от Чаши излучалось острое сияние.

Проскомидия была выткана драгоценными словами: Воздвигоша реки, Господи, воздвигоша реки гласы своя... Дивны высоты морския, дивен в высоких Господь... Святися и прославися пречестное и великолепое имя Твое...

Священник с дьяконом молились о памяти и оставлении грехов царям, царицам, патриархам и всем-всем, кто населяет землю, и о тех молились, кого призвал Бог в пренебесное Свое Царство.

Много произносилось имен, и за каждое имя вынималась из просфоры частица и клалась на серебряное блюдце - дискос. Тайна Литургии до сего времени была закрыта Царскими вратами и завесой, но теперь она вся предстала предо мною. Я был участником претворения хлеба в Тело Христово и вина в истинную Кровь Христову, когда на клиросе пели: "Тебе поем, Тебе благословим", а священник с душевным волнением произносил: И сотвори убо хлеб сей Честное Тело Христа Твоего. А еже в чаши сей Честную Кровь Христа Твоего, аминь, аминь, аминь...

В этот день я испытывал от пережитого впечатления почти болезненное чувство: щеки мои горели, временами била лихорадка, в ногах была слабость. Не пообедав как следует, я сразу же лег в постель. Мать заволновалась:

- Не заболел ли ты? Ишь, и голова у тебя горячая, и щеки как жар горят!

Я стал рассказывать матери о том, что видел сегодня в алтаре, и, рассказывая, чувствовал, как по лицу моему струилось что-то похожее на искры.

- Великое и непостижимое это дело - совершение Тайн Христовых, - говорила мать, сидя на краю моей постели, - в это время даже ангелы закрывают крылами свои лица, ибо ужасаются тайны сия!

Она вдруг задумалась и как будто стала испуганной:

- Да, живем мы пока под ризою Божьей, Тайн Святых причащаемся, но наступит, сынок, время, когда сокроются от людей Христовы Тайны... Уйдут они в пещеры, в леса темные, на высокие горы. Дед твой Евдоким не раз твердил: "Ой, лютые придут времена. Все святости будут поруганы, все исповедники имени Христова смерть лютую и поругания примут... И наступит тогда конец свету!"

- А когда это будет?

- В ладони Божьей эти сроки, а когда разогнется ладонь - об этом не ведают даже ангелы. У староверов на Волге поверье ходит, что Второе Пришествие Спасителя будет ночью, при великой грозе и буре. Деды наши сурово к этому Дню приуготовлялись.

- Как же?

- Наступит, бывало, ночная гроза. Бабушка будит нас. Встаем и в чистые рубахи переодеваемся, а старики в саваны, - словно к смертному часу готовимся. Бабушка с молитвою лампады затепляет. Мы садимся под иконы, в молчании и в трепете слушаем грозу и крестимся. Во время такой грозы приходили к нам сродственники, соседи, чтобы провести грозные Господни часы вместе. Кланялись они в землю иконам и без единого слова садились на скамью. Дед, помню, зажигал желтую свечу, садился за стол и зачинал читать Евангелие, а потом пели мы: Се Жених грядет в полунощи, и блажен раб, егоже обрящет бдяща... Дед твой часто говаривал: "Мы-то, старики, еще поживем в мире, но вот детушкам да внукам нашим в большой буре доведется жить!"

Из книги В. А. Никифорова-Волгина "Родные огни"
Клин. "Христианская жизнь", 2009

Чаша
Исповедь

Перепечатка в Интернете разрешена только при наличии активной ссылки на сайт "КЛИН ПРАВОСЛАВНЫЙ".
Перепечатка материалов сайта в печатных изданиях (книгах, прессе) разрешена только при указании источника и автора публикации.