Автор: Л.Е. Давыдова

Странница, странник... - как это непривычно звучит в наше время компьютеров, электроники, во время необузданных страстей, плотских желаний, объедения, пьянства. Но странница - куда, к какому определению ее отнести, и что они, странники, делают в нашей жизни?

Я встретила ее у церкви: черная до земли юбка, черное пальто, платок до самых глаз, худые, потрепанные сапоги, рядом бегал мальчишка лет десяти. На первый взгляд не поймешь, сколько ей лет: худая, глаза задумчивые и строгие. Я протянула рубль и, мельком взглянув, прошла в церковь, подумав про себя, что она, возможно, пьет. Однако, тут же забыв о ней, стояла и слушала молитвы, время от времени отвлекаясь на свои житейские проблемы.

Прошло три часа, служба подходила к концу, пели любимую мою молитву Богородице. На глаза навернулись слезы, я смотрела на икону и пела, мое сердце радовалось и просило Богородицу избавить нас "от всякия беды и напасти". И вот, я чувствую, подходит та самая женщина в черном и просит, чтоб кто-нибудь взял ее на ночлег: "Возьмите нас кто-нибудь на ночлег, меня и мое чадо Евгения". Сердце мое что-то кольнуло, и я, неожиданно для себя, сказала: "Я могу, но ко мне далеко идти". Еще не успела проговорить, а мысли уже полезли: "Бери, бери - она тебя обворует или, еще лучше, вшей тебе принесет". Подавив в себе эти мыслишки, я, оправдываясь, сказала сама себе, что на улице 35 градусов мороза, а идти далеко, и посмотрела на мальчика, который стоял около меня в тоненькой куртке. Женщина, обрадовавшись, ответила: "Да мы привычные, вот только благословение у батюшки надо взять". Мы все втроем подошли к батюшке Сергию и взяли благословение на ночлег.

Мальчишка, узнав, что идет ко мне, запрыгал, как козленок, его черные глаза заблестели. Мама его стала усмирять, но я сказала, что он не мешает, и мальчик всю дорогу заваливал меня вопросами: кто у меня живет и есть ли кот, и телевизор, далеко ли идти, - в общем, я с ним не скучала. За всю дорогу женщина скупо ответила на три-четыре моих вопроса. Я узнала, что они странники, что ее зовут Марина и странствуют они уже года два. Ни дома, ни родных у нее нет, странствовать она начала, когда лишилась мужа и крова где-то на юге страны. Угостив своих гостей скромным ужином, я не знала, как мне себя вести и что делать: все-таки незнакомые люди. Марина, заметив мое смущение, спросила разрешения пойти в ванную и увела Женю мыться. Я понимала, что им нужно дать с дороги одежду чистую и теплую, но, как нарочно, попадались вещи для лета и мелькали мысли, что это мне сгодится и я еще сама буду носить. Жадность и скупость давали себя знать. Но все-таки что-то доброе во мне говорило: наверное, Марина кому-то молилась про себя. И мысли мои, прежде рассеянные, сосредоточились, я вспомнила, что Ангел может прийти в образе человека. И еще: если мы даем ближнему ради Христа, мы даем Самому Христу. От этих мыслей стало радостно. Попроси она у меня самое дорогое - я, не задумываясь, отдала бы все. Я по дому точно летала, мое смущение и робость куда-то делись, и я смотрела на нее как на старшую сестру. Такой радости и легкости не было у меня с самого детства, как будто у меня в гостях был самый дорогой человек.

Житейские дела и горести в этот вечер будто свалились с души. Марина вошла, и я разглядела ее получше. Она еще довольно молодая, может быть, около сорока, в глазах доброта вместе с горечью, а взгляд спокойный, уверенный. Она с едва заметной улыбкой отвечала на мои вопросы. Разговорились. Она рассказывала о своих странствиях, о святых местах, о монастырях, я слушала, и мне хотелось все запомнить. Я призналась, что не люблю молиться и мне всегда лень. На это она сказала, что надо не обязательно много молиться, но с душой. Из ее рассказов я узнала, что они идут от церкви к церкви, у них нет дома, у них есть просто клочок земли, им надо как-то прожить эту зиму, а весной Марина собиралась сделать землянку. Так они и выживали: днем в дороге, а ночью у добрых людей или в церковном домике. О себе она не думала, она только беспокоилась о Жене. Она все извинялась за его поведение: он любопытничал, обо всем расспрашивал. Но у этого ребенка были такие чистые глаза, что, казалось, через них можно заглянуть в его чистую, наивную душу. Мой сын, который не очень-то жаловал любопытных малышей, к моему удивлению, подарил ему бинокль, в который сам очень любил смотреть.

Вскоре моя странница проговорилась, что очень устала, что ей давно хотелось бы поселиться в маленькой избушке в лесу и там молиться, что к концу дня у нее опухают ноги, а иногда, бывает, болит сердце. Она сказала, что в деревнях много пустых домов, но никто не соглашается их пустить пожить. И вдруг меня осенило: ведь у нас тоже в деревне есть бабушкин дом, зимой он пустой, а бабушка раньше всегда пускала к себе ночевать всех подряд. Я сказала, что спрошу у родителей разрешения, чтобы ей там пожить. И мы обе с надеждой на новый день стали укладываться спать.

Утром, позавтракав, мы стали собираться к моим родителям на другой конец города за разрешением. Но Женька никак не хотел идти из теплого дома на холод, он капризничал и придумывал различные предлоги, только бы остаться еще. Но вот мы уже идем, свежий морозный воздух пощипывает лицо, и мелкие снежинки спускаются на прохожих. Марина вела Женьку за шарф, потому что он пытался сбежать обратно в дом.

Вот мы и дошли до родительского дома. У меня была мысль, что хоть раз в жизни выпал случай сделать настоящее доброе дело, я надеялась, что помогу ближнему. Но когда мы вошли в дом, родители посмотрели на меня как на сумасшедшую и на меня посыпались вопросы: откуда ты ее привела? Ты соображаешь, что делаешь - доверить незнакомому человеку дом, ты ее знаешь? Кто она, откуда? Отец сказал, что в доме неисправны печи, и разрешить пожить он не может. В душе моей кипели слезы. Подойдя к Марине, я, сдерживаясь, чтобы не зарыдать, тихо сказала, что печи неисправны и поэтому нельзя пожить. Мне было стыдно за родителей, за себя и за всех на свете.

Я попросила маму их покормить - было время обеда. Марина помолилась перед едой, а после еды поблагодарила и опять помолилась. Я все время сидела у стола и боялась только одного, как бы не разреветься. Через полчаса я проводила Марину до дороги и показала путь к ближайшей церкви. Она сказала, что будет поминать меня в своих молитвах, я обещала тоже молиться за нее. Идя домой, я всю дорогу плакала: мне было очень стыдно и горько, оттого что я не смогла ей помочь.

Теперь, спустя некоторое время, я вспоминаю эту странницу и думаю: может быть, Господь направил Марину в мой дом, чтобы я задумалась, как я живу? Мы постоянно стонем: как нам плохо, мы не можем купить каждый день мяса, вкусной еды, нас постоянно обижают, унижают, бранят, а ведь мы такие хорошие, и никто нас не жалеет. Мы бережем свое здоровье, а для чего? Чтобы жить дальше: в здоровом теле здоровый дух. На самом же деле мы лелеем тело, а душу калечим. Все у нас плохо, и мы жалуемся и жалуемся! Осуждаем, перебираем, завидуем…

А Марина просто живет, молится и верит. У нее нет крыши над головой, но она верит, что Господь ее не оставит на ночь на холоде, Он пошлет ей добрых людей. Она не заботится о пище: ее покормят, чем Бог пошлет, она идет и молится Ему. Она не заботится об одежде - она молится, и Господь подает им с сынишкой все необходимое.

Теперь я знаю, что делают странники в нашей жизни. Они нам говорят: "Оглянитесь, откройте глаза - Господь с вами, Он около вас, Он ждет вас. Оставьте сплетни, ругань и суету, оглянитесь, может, кто-то ждет вашей помощи, протяните руку вашему ближнему. Помолитесь, покайтесь сегодня, Господь еще ждет вас, а завтра - завтра можете не успеть".

Марина! Прости меня, и пусть Господь поможет и сохранит вас!

Из книги "День длиною в жизнь"
Клин, "Христианская жизнь". 2008 год

День длиною в жизнь
Прозрение

Перепечатка в Интернете разрешена только при наличии активной ссылки на сайт "КЛИН ПРАВОСЛАВНЫЙ".
Перепечатка материалов сайта в печатных изданиях (книгах, прессе) разрешена только при указании источника и автора публикации.